— Дядь Клей, ты меня не слышишь? Кто-то не хочет, чтобы я его нашёл.

— Так, стоп. Давай рассказывай с самого начала.

— Да чего рассказывать, я сердце в Клепиках сдал, а на серебро девку снял. Мы кувыркались, никого не трогали, а потом пришли люди Боцмана, а мне предъявили, мол, сердце бракованное, хотя оно нормальное было, я уверен. Ну и вот, когда вернулся в «Даяну» за вещами, Фаина была уже мертва.

— П-хах, губа не дура, — криво ухмыльнулся Клей. — Файка — девка огонь… Была. Это точно не ты?

— Ну а смысл?

— Так-то да. Ладно, от меня чего хотел, я ведь нынче не у дел.

— Пусть Рустам с дядей Грогом свяжется, он поможет разобраться.

— В курсе он уже, Грог твой, — Клей заработал ручкой стеклоподъёмника и презрительно сплюнул в открытое окно. — Козёл, бля.

— Я знаю, у вас давняя неприязнь, но мне больше не к кому обратиться.

— Ладно, это я могу… — внезапно Клей замолчал, словно бы над чем-то раздумывая.

— Что? — не выдержал пацан.

— Слушай, тут такое дело… В общем, я на мели совсем, туго в последнее время с добычей, сам понимаешь.

— У меня есть серебро, я дам.

— Пиздец, конечно, я опустился, — как-то грустно усмехнулся тот. — Ладно, чё передать-то нужно?

— Нужно, чтоб он приехал, я сам ему всё объясню. Я буду ждать в Касимове, по старому адресу отц… Морзе.

— Ладно, не ссы, прорвёмся. Честно говоря, я сразу подумал неладное, слишком много шума вокруг мёртвой шлюхи. Тебя подбросить?

— Нет, спасибо, — покачал головой пацан. — Слишком у тебя машина заметная. И в крепость сразу не возвращайся, езжай, куда хотел. Вечером дяде Рустаму просьбу передашь.

— Конспиратор хре́нов, — усмехнулся тот и вдруг резко сделался серьёзным. — Ну а это, ну… Чё там по серебру-то?

— А, да, ща, — Макс скинул рюкзак, запустил руку в его утробу и нащупал связку проволоки на сто грамм. — Вот, здесь сотка, на первое время хватит.

— Я всё верну, — виноватым взглядом уставился на парня тот.

— Ой, ладно, — беззаботно отмахнулся Макс. — Просто не забудь про меня, хорошо? Это очень важно.

— Всё сделаю, Максон, не ссы.

Макс покинул машину и сразу же перемахнул через забор частного дома, немного задержался, дождавшись, пока стихнет шум двигателя и просканировал пространство на наличие лишнего сердцебиения. Не обнаружив такового, он, дворами покинул посёлок и отправился в районный город. Держаться старался подальше от проезжей части и мелких деревень, которые в изобилии рассыпались вдоль дороги. Путь неблизкий, тридцать километров, но для молодого организма это не проблема.

Уже к закату парень достиг цели и вошёл в город. Вначале он хотел сразу отправиться по адресу, где раньше жил Морзе. Выяснить его было минутным делом, он указан в общей картотеке, которая хранится в администрации крепости. Все вновь прибывшие регистрировались и обязаны были назвать свои предыдущие адреса по месту прописки. Это делалось специально, чтобы в итоге была возможность составить статистику выживших. Да и многие семьи в суматохе разлучались. Впоследствии как раз и находили друг друга, с помощью вот таких картотек и данных.

Помимо прочего, Максу было известно ещё одно место: дом, в котором когда-то жил его настоящий, биологический отец. Его показал Морзе, когда они вместе в тот злосчастный день пролетали над городом на вертолёте. И парню отчего-то вдруг захотелось посмотреть на то, как он жил. К тому же идти до него не так уж и много, в том числе по пути. Он располагался практически у самого выезда, в небольшом проулке.

Город знатно разнесли. Дома зияли пустыми глазницами разбитых окон, кругом мусор, напоминающий о былой мощи человеческой цивилизации. Ветер гоняет его по пустынным улицам, перекладывая с места на место. Всюду постоянные шорохи, скрипы, стук от оконных и дверных створок. Но Максу очень нравилась эта атмосфера, он любил вот так гулять на закате, когда уже точно не встретить людей, а злые всё ещё прячутся, в ожидании, когда солнце полностью скроется и перестанет жечь кожу. В такие моменты ему казалось, будто он один во всём мире. Он представлял, как когда-то во дворах кричали дети, порой сознание даже подкидывало их тоненькие голоса. Как старушки шептались на лавочке, перемывая кости соседу-алкашу. У него создавалось ощущение, будто улицы наполнены призраками, и это именно они шумят, грохают пустыми оконными рамами, привлекая внимание одинокого путника.

Вот только всё это лишь иллюзия, фантазия подростка, если угодно. Город мёртв. Его огромная туша будет здесь лежать долго, пока человечество не решит что-либо изменить. Но такого не случится ещё очень продолжительное время, а возможно, вообще никогда. Люди не пожелают соседствовать с хищными тварями под боком, война будет длиться столетиями. Сейчас мир лишь в зачаточной фазе, он только подстраивается под будущие реалии. Этап экстренного выживания завершился, вскоре обе стороны окрепнут, приспособятся, и тогда вспыхнет новая война. Ведь люди не хотят видеть в злых подобных себе, разумных, умеющих выживать не хуже. Они отчего-то решили, будто враг тупой, жаждущий крови урод. Но буквально сегодняшней ночью Макс убедился, что это совсем не так. Злые работают, усердно, и не за горами тот день, когда они смогут свободно разгуливать днём.

Парень размышлял обо всём этом, пока неспешной походкой брёл вдоль многоэтажек и за собственными мыслями не услышал, как ему наперерез выскочила стая бродячих собак. Некогда оставшиеся без хозяина, звери одичали и превратились в настоящую проблему. Они сбивались в стаи, бесконтрольно плодились и каждое новое поколение, становилось всё злее и опаснее. Если на группу людей они нападать не решались, то одиночка в голодные дни мог легко превратится в ужин.

Псы выскочили внезапно, часть из проулка между двумя пятиэтажками отрезала путь вперёд, а небольшая стая подобралась сзади. Макс замер, потянул два клинка из ножен на поясе и уставился в глаза вожаку, огромному «кавказцу». Тот точно так же замер напротив, в отличие от всех остальных, которые тут же заметались, заливая пространство вокруг громким лаем. Пацан не боялся их, и звери это прекрасно понимали, он даже знал как. Его обоняние хоть и уступало собачьему, притом довольно сильно, но он всегда чувствовал, как пахнет страх.

— Ну давай, — Макс натянул на лицо кривую ухмылку. — Тебе меня всё равно