экипажа. Вернувшись в свое кресло, он включил переговорное устройство, сказал «Внимание!» и, как он вспоминает, произнес что-то вроде: «Ну что же, мальчики, вот и последний кусочек головоломки»[2858]. Они везут атомную бомбу, сказал он им, первую, предназначенную для сброса с самолета. Они не были физиками; они понимали по меньшей мере, что это оружие отличается от всего того, что когда-либо применялось на войне.

Льюис отключил Джорджа от управления, чтобы пробраться сквозь высокие массивы кучевых облаков, черных в ночной темноте; за ними открывалось небо, усеянное звездами. «В 4:30, – записал он, – мы увидели на востоке отблески поздней луны. Я думаю, всем нам будет легче, когда мы оставим бомбу японцам и будем на полпути к дому. А еще лучше – уже дома». Фереби, сидевший в носу, молчал; Льюис подозревал, что он думает о доме, «на Среднем Западе старых добрых Штатов». На самом деле бомбардир был родом из Моксвилла, штат Северная Каролина, но, с точки зрения уроженца Нью-Йорка, это был практически Средний Запад. Вскоре после 5 часов их обрадовали первые проблески зари; «сейчас кажется, – записал Льюис, выходя из облачности, – что нам предстоит долгий период спокойного полета»[2859].

В 5:52 они подлетели к Иводзиме, и Тиббетс начал подъем до 2800 метров, к точке встречи с самолетами метеоразведки и аэрофотосъемки. «Энола Гей» описала над Иводзимой круг против часовой стрелки, нашла два самолета сопровождения и полетела дальше, по-прежнему курсом чуть севернее северо-запада, к архипелагу зеленых островов, который люди называли Империей.

«После Иводзимы начали попадаться низкие слоистые облака, – продолжает свой рассказ Льюис, – и вскоре мы уже летели над слоем облачности. В 7:10 в облачности стали появляться некоторые разрывы. Если не считать тонких перистых облаков в высоте и облачности внизу, день очень ясный. До точки сброса бомб остается теперь часа два»[2860]. Они влетели в историю через промежуточный мир, между морем и небом, попивая кофе и закусывая бутербродами с ветчиной; в самолете стоял гул двигателей и запах разогретой электроники.

В 7:30 Парсонс в последний раз заглянул в бомбовый отсек, чтобы привести «Малыша» в боевое состояние: для этого он заменил зеленые заглушки на красные и включил внутренние батареи бомбы. Тиббетс собирался начать 45-минутный набор высоты. Парсонс сказал Тиббетсу, что «Малыш» «готов». Эти слова услышал Льюис:

Теперь бомба существовала отдельно от самолета. Это было странное ощущение. Мне казалось, что бомба живет своей жизнью, не имеющей к нам никакого отношения. Мне хотелось, чтобы все закончилось и мы снова оказались в этой же точке, но уже на обратном пути на Тиниан[2861].

«Ну, ребята, осталось недолго»[2862], – добавил второй пилот, когда Тиббетс увеличил мощность двигателей для набора высоты.

В 8:15 (7:15 по хиросимскому времени) пришло сообщение от самолета метеоразведки, который обнаружил возле Хиросимы 20-процентную облачность на малых и средних высотах и 20 % на 4500 метрах. Затем пришли метеосводки с двух других целей. «Первая цель выглядит лучше всего, – с энтузиазмом записал Льюис, – так что, поскольку пока что все идет хорошо, мы летим бомбить Хиросиму»[2863]. «Летим в Хиросиму»[2864], – объявил экипажу Тиббетс.

В 8:40 они закончили подъем и перешли в горизонтальный полет на высоте 9500 метров. Самолет загерметизировали и, поскольку температура воздуха на этой высоте составляла –23 °C, включили отопление. Десять минут спустя они достигли берега Сикоку, менее крупного острова Японского архипелага, расположенного к востоку от Хиросимы. Сам город лежит на обращенном на юго-восток берегу Внутреннего Японского моря, на краю острова Хонсю. «Мы приближаемся к цели, Фереби, Ван Керк и Стиборик занимаются своей работой, а мы с полковником остаемся наготове и помогаем им». То есть они корректировали курс и наводили самолет на цель. После этого Льюис был то ли слишком взволнован, то ли слишком занят: «А сейчас будет небольшой перерыв, пока мы бомбим цель»[2865]. Но бомбардировка цели и была главным событием.

Экипаж натянул тяжелые бронекостюмы, неуклюжую защиту, использовать которую летчики обычно считали ниже своего достоинства. К ним не приближался ни один японский истребитель, не было и зенитного огня.

Два самолета сопровождения отстали, чтобы дать «Эноле Гей» место для маневров. Тиббетс напомнил экипажу надеть защитные очки.

Никаких карт у них не было. Они изучили материалы аэрофотосъемки и хорошо знали город. В любом случае он был хорошо заметен, так как стоял в речной дельте, пересеченной каналами семи рукавов. «В двадцати километрах от цели, – вспоминает Тиббетс, – Фереби крикнул: “Я его вижу!” Он вцепился в свой бомбардировочный прицел и перехватил у меня управление самолетом для визуального прицеливания. Голландец [Ван Керк] продолжал выдавать мне поправки к курсу, определенные по радару. Он работал в связке с оператором радара… Я не мог связаться с ними по переговорному устройству, чтобы сказать, что самолетом управляет Фереби»[2866]. Бомбардир управлял самолетом при помощи своего бомбардировочного прицела: поворачивая рифленые ручки, он подавал автопилоту команды на небольшие изменения курса. Внутреннее море самолет пересек, идя курсом, который всего на 5° отклонялся к югу от направления строго на запад. К югу от себя Ван Керк заметил в хиросимской гавани восемь крупных кораблей. Путевая скорость[2867] «Энолы Гей» составляла в этот момент 285 узлов, то есть около 528 км/ч.

Над разветвлением реки Ота в центре Хиросимы стоит Т-образный мост, пересекающий реку и соединенный с островом, образованным двумя рукавами реки. Именно мост Айои, а не военный завод, окруженный домами рабочих, выбрал в качестве прицельной точки Фереби. Неподалеку находилась штаб-квартира 2-й армии. Тиббетс сказал, что мост был идеальной прицельной точкой[2868] из тех, какие ему приходилось видеть в течение всей этой чертовой войны:

Фереби успешно справился с ветром, но скорость слегка отличалась от расчетной. Он внес две небольшие поправки. По радио раздался громкий «бип», сообщивший двум В-29 сопровождения, что до сброса бомбы осталось две минуты. После этого Том поднял глаза от бомбардировочного прицела и кивнул мне; все должно было пройти хорошо.

Он дал радисту знак подать последнее предупреждение. В эфир ушел длинный непрерывный сигнал, говоривший [самолетам сопровождения]: «Через пятнадцать секунд бросаем»[2869].

Находившиеся на большем расстоянии самолеты метеоразведки тоже получили этот сигнал, как и запасные В-29, стоявшие на Иводзиме. Услышав его, Луис Альварес, летевший в самолете наблюдения, приготовился снимать экраны осциллографов, которые он там установил; радиофицированные парашютные датчики, разработанные им для измерения мощности взрыва «Малыша», висели в бомбовом отсеке. Они должны были быть