глубокий сон. Многие сочли бы такую особенность Рамины – ничего не брать в голову – большим дефектом, а её мать Айра всю жизнь завидовала людям пустым и беспечным, редкое своё утро просыпаясь без страданий. И Рамина получила в дар от своей матери то, о чём та всегда мечтала, а никогда не имела – пустую голову.

Когда запылённые стёкла витражных окон, давно не чищенные старой Финэлей, а уж тем более к ним не прикасалась ленивая Рамина, неохотно пропустили сквозь себя утренний свет, Рамина открыла глаза. Было рано, и ей было радостно, что какое-то время можно опять беспечно поспать. Уже сами лучи восходящей Ихэ-Олы, казалось, безлично радостные, куда бы они ни проникали, – во дворец или в лачужку, – удваивали такую же беспричинную радость Рамины. Она юная, она здоровая, она красивая, а к тому же у неё собственный дом и много-много платьев. К тому же у неё любимая няня – помощница Финэля. А то, что нет рядом милого Ва-Лери, так что же… Рамина потянулась, расправляя мышцы, повернулась всем корпусом в другую сторону и…

Она увидела Ва-Лери. Он лежал на краю большой постели в странной одежде, отливающей серебристо-зеленоватым оттенком, в которую он был буквально запечатан с ног до самой шеи. Рамина нигде такой одежды не видела. На ногах его были ужасающе-здоровые ботинки, такие же странные, как и сама одежда, а он и не подумал разуться! Ва-Лери улыбался и рассматривал Рамину так, словно бы они вместе легли вчера спать.

– Прочь! – вскричала она, приняв и его за видение, насланное коварной «Мать Водой». Но он не исчезал. Тогда Рамина обняла его, ощущая гладкую поверхность непонятного одеяния, прижалась, ожидая продолжения кино, которое она не оплачивала. Его оплатил тот, кто и купил «Мать Воду» для дальнейшей волшебной ночи вдвоём, которую они провели раздельно. Рамина у себя в гостиной в сообществе ожившей скульптуры, а он, избыточно румяный и несостоявшийся «медонос», раскритикованный её усопшей матерью, вероятно, на жёстком и тесном ложе дома неволи в терзаниях и ожидании нерадостного ближайшего будущего. Тут Рамина невольно подумала о том, что ему уж точно утренние лучи радости не доставили. Даже обнимая милого Ва-Лери, пусть и весьма необычного вида, она не могла ни вспомнить о том, с кем хотела начать новую и счастливую жизнь. В силу всего этого у Рамины несколько померкла её радость от утреннего пробуждения. Даже не возникло привычного и приятного возбуждения от прикосновения к Ва-Лери. С таким же чувством она могла бы обнимать и скульптуру матери. Она вспомнила также об уроне, нанесённом домашнему шедевру, и радость увяла ещё заметнее.

– Где Лана? – спросил Ва-Лери.

– Где? – повторила Рамина. – Осталась со стариком в «Ночной Лиане».

– С каким стариком?

– С тем страшным Тон-Атом.

– Чем он страшен? И почему же ты бросила подругу одну со страшным Тонатом?

– Нет! – поправила себя Рамина. – Она же была и с твоим братом.

– Брат-то на месте, а Ланы и старика там не оказалось, – вёл свой допрос Ва-Лери, а Рамина уже не чувствовала к нему прежнего горячего устремления. Почему так было? Она не знала. Возможно, она и не могла, улавливая его полное отчуждение от себя.

– А где же она? – только и спросила она.

– Вот я и не знаю. Где? Но поскольку Владимир сладко спит, то это означает одно из двух. Или с Ланой полный порядок, или он лишился головы.

– Как моя мать? – спросила Рамина.

– Кто обезглавил твою мать? – спросил он с заметным сочувствием к делам давно минувшим, как он предполагал.

– Да я вчера ночью, как вернулась в сопровождении Инары.

– Ты? – Ва-Лери задумался, поняв, что Рамина не совсем в том состоянии, когда дают чёткие ответы на ясные вопросы. – Кто такой Инар? Твой новый друг?

– Не Инар, а Инара. Она девушка. Она дочь Тон-Ата. А мой новый друг попал ночью в дом неволи. Теперь его увезут куда-то далеко, где много трудной работы, а людей не хватает. И мы не пойдём с ним в Храм Надмирного Света, как он мне обещал. Не ты мне это обещал, кому я давала столько счастливых ночей и не только ночей. А он, кому я не успела дать ничего. Он только и сумел, что сказать мне о том, что я та, кого ему не хватает не только ночами, но и в остальное время. – Радость Рамины окончательно угасла. Зато утро набирало свою ослепительную яркость и всеохватность над просыпающимся миром.

– Мне пора, – спохватился Ва-Лери. – А то я точно засвечусь. – Он встал и ушёл. Рамина осталась лежать, не понимая, что было? Ей хотелось плакать от нескольких потерь сразу. Утащили её несостоявшегося и так долго искомого мужа, отбилась голова у скульптуры Айры, – ну, это была меньшая из потерь. А главной потерей было то, что Ва-Лери стал непостижимо чужим, даже не захотел её поцеловать! Но был ли тот, кто только что тут валялся в жутких ботинках на её постели, настоящим Ва-Лери или только клочком её ночного бреда, было неважно. Ведь и настоящий Ва-Лери её бросил! Рамина ощутила тошноту. Она вскочила и не успела ничего предпринять, как её вытошнило прямо на пол.

– Финэля! – завопила она истошно, – Финэля, помоги! Кажется, я скоро умру… – Рамина свалилась на постель, ей стало намного легче, а Финэля так и не появилась.

Финэля не увидела, как вышел Валерий, поскольку после пробуждения или, вернее, после бессонницы, она ушла гулять в ближайший лесной массив. Поэтому она не видела и того, как он вошёл к Рамине. Побродив без особой цели по окраине леса и, не удаляясь далеко в сторону, она с набранными пахучими травами вышла к берегу пруда. На противоположном берегу она увидела странную зеркальную, как ей показалось, конструкцию, которая медленно поднималась вверх в зеленеющее небо. Внезапно это нечто стало круглым и похожим на вспышку, так что старушка закрыла глаза от ужаса. Открыв их, она ничего уже не увидела. Обычный лес стоял и звенел птичьим гомоном, махал розоватыми и изумрудными ветвями, возмущаясь трёпкой, заданной налетевшим ветром. Откуда взялся ветер, если только что было тихо? Да и вокруг Финэли было полное безветрие. Она присела на прибрежную травку, раздумывая над увиденным и зная, что никакого пояснения ей никто не даст. Но так уж устроен человек, что он обдумывает всё, что видит вокруг. Несмотря на необычность явленной загадки, она не успела испугаться, поскольку то, что возникло из ниоткуда, быстро туда же и сгинуло. Финэля нечётко, но помнила как, подходя к