— Ходют и ходют тут, субаки такие… Шкодют и мусорят…

— Черт бы тебя побрал, — ответил ему профессор, потирая ушибленную ногу.

— Не сквернословь. Это — грех. — Загудел робот. — Ходют и ходют тут, субаки такие…

В компьютерном зале его уже ждали оба сотрудника. Ван Куанг, сидя на корточках, ковырял тонкой штуковиной похожей на спицу испорченную плату. Одри в своем неизменном розовом комбинезоне сидела на краешке стола и задумчиво болтала ногой. Завидев профессора, Одри широко улыбнулась и одним прыжком подскочила к нему.

— Идем, — закричала она, — я познакомлю тебя с Нави.

Профессор попятился от такого напора, и никак не мог вспомнить, когда же они перешли на «ты». Но потом ему показалось, что это даже хорошо, потому что так было гораздо легче вживаться.

— Кто такой Нави? — спросил он удивленно. — Я еще не слышал это имя.

— Нави — мозг нашего корабля. Он управляет всем, что ты видишь и, так получается, что и нами тоже. Нашими жизнями. Он следит за уровнем кислорода, за давлением…

— Он просто какой-то гений, — пожал плечами профессор.

— Он не гений, а искусственный интеллект. Вот спросите его о чем-то — и он ответит. Только сначала произнесите громко его имя, чтобы программа включилась.

— Нави! — позвал профессор. — Гм… Нави, ты меня слышишь?

— Вопрос некорректный, — раздался глухой голос с машинными интонациями.

Казалось, что звук идет со всех сторон одновременно. К тому же говорил Нави невнятно из-за плохой модуляции, и бубнил на низких частотах. Слова произносил через равные интервалы так механически, что, услышав его, нормальный человек тут же впадал в тоску.

— Спроси его о чем-нибудь, Рональд. Вот о чем хочешь, о том и спроси. Он все-все знает. — Настаивала Одри.

— Нави, — спросил профессор, — ты любишь розовый цвет?

— Это не в моей компетенции, — ответил Нави и умолк.

— И это все, что он может? Конечно, машина совсем старая, пора заменять, — пробормотал Оксенкруг и направился к столу, с самым большим монитором, на котором сияла гравировкой новая табличка с его именем.

Он сразу же установил на стол свой чемодан и подключил к нему компьютер, чтобы скачать программу. Одри внимательно следила за его движениями, словно боялась пропустить что-то интересное. Однако ожидать, что из монитора вылетит птичка было бесполезно, закачка тянулась бесконечно, программа была тяжелой. И Одри соскучилась смотреть на экран и снова переключилась на профессора. Нет, он был, решительно, хорош собой.

— А твоя новая программа, Рональд, чем будет лучше нашего Нави? — спросила она девчоночьим голосом. И безапелляционно добавила, — я, думаю, что Нави уже нельзя улучшить.

Профессор покосился на нее и спросил:

— Когда случается авария в каком-то отсеке, что нужно делать?

— Нужно позвать Нави и спросить его, что делать. Или попросить исправить поломку, если она программная.

— Хорошо, — согласился Оксенкруг. — А вот если поломалось сразу в двух местах, в двух разных отсеках. Скажем, в теплице и в медицинском кабинете?

— Все зависит от того, кто позвал его первым. Вторую проблему он ставит в очередь. Ведь не бывает, чтобы двое произнесли его имя одновременно.

— Значит, у Нави нет со-образа?

— Нууу… — протянула Одри, — наверное, нет.

Профессор кивнул:

— А говоришь, что нечего улучшать, — укоризненно сказал он. — Всегда можно что-то улучшить.

В глубине души, он был рад, что теперь два члена экипажа подчиняются только ему. И что теперь он может говорить назидательно, словно учитель, и даже… если придется, отругать за плохо выполненную работу. Себя же он обретал только рядом с компьютером. И в эти минуты от его нерешительности и робости ничего не оставалось. Он становился другим человеком и этот образ ему нравился гораздо больше.

Глава 3

Ранним утром Франц обнаружил, что все клетки с экспериментальными мышами опустели. Дверцы были открыты, и мыши разбежались. Это было похоже на чью-то шутку, потому что невозможно было не запереть клетки на магнитных замках. Как только дверца соприкасалась с дверным косяком, то сразу к нему прилипала, а потом уж срабатывала программа, запирающая замок. Отвечал за это устройство Нави, впрочем, как и за все остальное, за все, что связано с электроникой.

Франц неуверенно похлопал дверцами — все работало. Может быть, ночью произошел какой-то сбой, но тогда сработал бы сигнал на переговорном устройстве, которое он всегда носил с собой, и не забывал в ванной как некоторые. Вот к этим «некоторым» и обратились его мысли.

Он лихорадочно нажал кнопку вызова абонента, но никакой абонент никак себя не проявил. Гудки текли бесконечной чередой, а Лили даже и не думала отвечать. Не все же страдают бессонницей и являются на рабочее место в пять утра.

Тем временем, осмелевшие мыши, разбежавшиеся, когда Франц включил верхний свет, пообвыклись и начали подавать признаки жизни. Пронзительный писк, казалось, раздавался изо всех углов, где только можно спрятаться. Франц был окружен мышами, и чувствовал себя мышиным пленником. Выйти, чтобы разбудить Лили и силой притащить ее в лабораторию, он не мог, из боязни, что мыши сразу же разбегутся по всей станции. Потом перегрызут кабели, лишат экипаж кислорода, устроят разгерметизацию, все умрут… Ужас просто какие мысли одолевали зоолога.

Он нагнулся и заглянул в щель между металлическими тумбочками, в которых хранили корм. Сдвинуть их было невозможно — ножки приварены к полу. А нагнуться ниже Франц не мог, мешал живот. Тогда он опустился на колени и принялся шарить между тумбочками рукой, затянутой в резиновую перчатку. Щекой он прижимался к холодному металлу и поэтому не видел тех, кого собирался поймать. Мыши дураками не были и в подставленную ладонь добровольно лезть не собирались. После пятнадцати минут бесплодной охоты, Франц отклеился от тумбочек и уселся прямо на пол, вытянув затекшие ноги. С его чела градом катился пот, потому что в лаборатории поддерживалась достаточно теплая температура, чтобы мыши чувствовали себя комфортно.

Утираясь салфеткой, Франц снова нажал кнопку вызова коллеги. В этот раз Лили ему ответила хриплым ото сна голосом:

— Чего?

— Быстрей сюда, — приказал Франц. — У нас тут такое…

— Что?

— Аврал. Не задавай лишних вопросов. Дуй сюда!

— Мне надо принять душ, — заканючила Лили.

— Успеешь. Сюда, говорррю.

Когда Франц начинал рычать, все понимали, что дело плохо. Рычал он крайне редко и всегда по очень важным поводам.

Лили мгновенно поняла, чем грозит смена интонации, и прискакала почти сразу же, всего через двадцать минут. К тому времени Франц совершенно обессилел.

Узнав в чем дело, Лили сразу же начала отлов мышей, выманивая их горсткой корма. До такой