— Меня только что хотели похитить, — уже с раздражениемповторила я.

Как большинство мужчин, Артур на раздражение реагировалживее, чем на трагические интонации.

— Тебя? — удивился он. — Похитить?

— Именно!

— Кто же?

— Тот парень и его девица.

Артур, по-прежнему не отводя взгляда от зеркала, подвигалбровями, округлил глаза и, оставшись довольным собой, наконец посмотрел наменя.

— И что бы они с тобой делали? — спросил он. Признаться, завсе это время я ни разу не задалась таким вопросом. И в самом деле, что онисобирались со мной делать? Я умирала от страха, я боялась, но чего? Господи, дамало ли чего!

— Меня могли изнасиловать и убить, — предположила я и самаже усомнилась в своем варианте:

— Ох, присутствие девицы в автомобиле лишает эту версиюправдоподобности.

— Вот именно, — подтвердил Артур.

— А может, они хотели затащить меня в дом, убить и ограбить?

— И поэтому остановились посередине улицы, чтобы любой изсвоего окна мог видеть, как они тебя потащат. В каждом доме — телефон, иментовка близко.

— Да, как-то странно… Слушай, а может, они просто собиралисьменя похитить? — с последней надеждой спросила я.

— Зачем? Чтобы покатать по городу?

— Ну… для выкупа.

— А кто за тебя его даст? — причесывая растопыреннымипальцами вихор, злорадно поинтересовался Артур.

Это уже жестоко.

Артур продолжал любоваться собой, а я сиротливо сидела надиване и страдала. Он прав. Я никому не нужна. То есть не нужна настолько,чтобы платить за меня выкуп. Такая мысль показалась мне ну просто нестерпимомучительной.

— А вдруг они хотели похитить меня, чтобы пытать, — решила яповернуть беседу в более приятное русло. — Может, им нужна какая-то информация?

— А что ты знаешь? — крайне изумился Артур. Он даже бросиллюбоваться своей персоной и озадаченно уставился на меня.

— Хм… я знаю много чего, — не без гордости сообщила я.

— В общем, да, — согласился он, — но так охотно делишьсязнаниями, что лишь пытки могут заставить тебя молчать.

Я вздохнула. Положив руку на сердце, признаюсь: прав он издесь. Сохранить какой-либо секрет я могу лишь под страхом пыток. Особенно,если он не мой.

— И почему именно похитить? С чего ты взяла? — продолжалразвивать мою мысль Артур. — Вполне приятные молодые люди…

— Особенно девица, — ехидно вставила я.

— Да, девица недурна, — согласился он.

— Еще бы. Я думала, ты дырку протрешь на ней своимибесстыжими глазами.

— Еще чего, это она уставилась на меня, а я так, бросилвзгляд — и все, — сразу же начал возражать Артур.

Он чувствовал себя венцом творения, а девица была хоть исмазлива, но рядом с ним ни то ни се. Второй сорт. Подразумевалось, что ядолжна это понимать сама.

— Она вообще-то смотрела только на меня, — из вредностивставила я.

Артур презрительно усмехнулся. Его не проняло.

— Речь не о том, — жалея меня всей душой, сказал он, — этапарочка интересовалась Сергеем. Причем здесь ты?

Я чуть не задохнулась от негодования.

— Как причем? Как причем? Разве ты не заметил, где он стоял?Артур оторопел.

— Где?

— Как ты наблюдателен! Он стоял едва ли не в центрепалисадника. Станет нормальный человек топтать цветы прямо на глазах ихвладельца?

— Не станет, но это еще не значит, что он похититель:нормальный хам. А почему он там стоял?

— Потому что всеми доступными средствами старался сократитьдистанцию, а поскольку я полола сорняк, ему пришлось… А-ааа!

Осененная мыслью, я закричала так громко, что Артур (он оченьпуглив) едва не вывалился из кресла. Он загнанно забегал глазами, и на какое-томгновение мне даже стало его жалко.

— Что? Что случилось? — залепетал он.

— Я не запомнила номер машины. Так струхнула, что упустиласамое главное. Артур облегченно вздохнул.

— О, майн гот, ты невозможный человек. Зачем нам номер этоймашины? Надеюсь, ты не помчишься со своими глупостями в милицию.

— Именно это я и собираюсь сделать. Чует мое сердце, на этомпарочка не остановится. Артур начал выходить из себя.

— Подумай сама! — закричал он. — Если даже мне твои домыслыкажутся смешными, то как посмотрят на них доблестные работники милиции?

— Как?

— В лучшем случае предложат обратиться к психиатру, а вхудшем сами окажут в этом содействие. А зная твою неугомонность, легко можнопредположить, что дело кончится смирительной рубашкой.

Такого снести я уже на могла. Подумать только, за несколькосекунд столько оскорблений. Как это возможно, чтобы любимый мужчина (к томувремени я напрочь забыла, что собиралась его бросать), которому я довериласьбезгранично, человек самый близкий и родной, был так равнодушен к моей жизни,да еще и предполагал, что я дура, идиотка и душевнобольная, причембеспросветная.

«Нет, этого прощать нельзя», — подумала я и, схватив состола кастрюлю с объедками, решительно запустила ее в красивую голову Артура.

Он, подлец, благополучно увернулся, лишь макароны буквальноповисли на ушах да картофельные очистки в волосах запутались.

— Ну, что я говорил, — обрадовался Артур. — Вот ииллюстрация. Тебе и в самом деле надо показаться психиатру. Помимо маниипреследования, у тебя истерия, психопатия и неадекватные реакции.

— Ты ничего не понимаешь, — едва не рыдала я, — у менястресс. Сначала этот скрип полов, потом «Мерседес». Я была в трех шагах отгибели, а ты, словно предатель, выглянул и скрылся. А я тебя звала какзащитника. Мог бы догадаться, что нельзя оставлять меня с этими подозрительнымилюдьми.

— Люди как люди. Мне они подозрительными не показались, —как-то вяло отбивался Артур.

Удар кастрюлей, как это ни странно, мгновенно лишил его сил.

— Ты должен был догадаться, — упрямо утверждала я, всемсвоим видом взывая к сочувствию. Но Артура ничем, кажется, не прошибешь.

— Идиотка, как я мог догадаться? — сердито заорал он, явноне собираясь прощать мне очистки, макароны и вновь накапливая агрессию.

— Как? Да по отчаянию в моем голосе.