— Да-да, но Роберт опаздывает в школу, а я опаздываю наработу. Приятно было познакомиться, мистер Бреттиген. Поторопись, Бобби. Tempusfugit <Время бежит (лат.).>.

Она зашагала вниз по улице к центру, а Бобби направилсявверх по улице (и заметно медленнее) к Харвичской средней школе на Эшер-авеню.Пройдя по этому пути три-четыре шага, он остановился и посмотрел назад. Ончувствовал, что его мама была груба с мистером Бротигеном, что она задавалась.А в маленьком кружке его друзей не было хуже порока. Кэрол не терпела задавак, иСалл-Джон тоже. Мистер Бротиген уже, наверное, прошел половину бетоннойдорожки, но если нет, то Бобби захотелось ему улыбнуться: пусть знает, что покрайней мере один член семьи Гарфилдов не задается.

Его мама тоже остановилась и тоже оглянулась. Не потому, чтоей захотелось еще раз взглянуть на мистера Бротигена, это Бобби и в голову непришло. Нет. Оглянулась она на своего сына. Она ведь знала, что он обернется,еще до того, как он решил это сделать. И в эту секунду какая-то тень легла наего обычно солнечную натуру. Она иногда говорила, что скорее в июле снегпойдет, чем Бобби удастся ее провести, и он полагал, что так оно и есть. Да ивообще, сколько вам должно быть лет, прежде чем вы сумеете провести свою мать?Двадцать? Тридцать? Или, может, вам придется подождать, пока она не состаритсяи у нее немножко помутится в голове?

Мистер Бротиген даже еще не свернул на дорожку. Он стоял украя тротуара — в каждой руке он держал по чемоданчику, третий зажимал подмышкой (три бумажных пакета он уже перенес на траву у дома номер 149 поБроуд-стрит) и сутулился под их тяжестью даже сильнее, чем раньше. Он стоялпрямо между ними, будто столб какой-то.

Взгляд Лиз Гарфилд метнулся мимо него на сына. “Иди! —скомандовали ее глаза, — не говори ни слова. Он незнакомый человек, неизвестнооткуда, вообще ниоткуда, и половина его вещей в бумажных пакетах. Не говори нислова, Бобби, просто иди дальше, и все”.

А вот и нет! Может, потому, что на день рождения он получилбиблиотечную карточку, а не велик.

— Рад был познакомиться, мистер Бротиген, — сказал Бобби. —Надеюсь, вам тут понравится. Всего хорошего.

— Удачного дня в школе, сынок, — сказал мистер Бротиген. —Узнай побольше. Твоя мама права — tempus fugit.

Бобби посмотрел на мать в надежде, что его маленький бунтпрощен благодаря этой равно маленькой лести, но ее губы остались сжатыми. Несказав больше ни слова, она повернулась и пошла вниз по склону. Бобби зашагалсвоей дорогой, радуясь, что поговорил с незнакомым мистером Бротигеном, пустьдаже потом мама разочтется с ним за это.

Приближаясь к дому Кэрол Гербер, он достал оранжевуюбиблиотечную карточку и посмотрел на нее. Конечно, не двадцатишестидюймовый“швинн”, но все равно очень даже хорошо. Целый мир книг, чтобы его исследовать,ну а если он и стоил всего два-три доллара, так что? Есть же поговорка: дорогне подарок…

Ну.., так, во всяком случае, говорит его мама.

Он посмотрел на обратную сторону карточки. Там ее властнымпочерком было написано: “Всем, кого это может касаться: это библиотечнаякарточка моего сына. Он имеет мое разрешение брать три книги в неделю извзрослого отдела Харвичской публичной библиотеки”. И подпись: “Элизабет ПенроузГарфилд”.

Под ее фамилией, будто постскриптум, она добавила: “Пени запросрочку Роберт будет платить сам”.

— С днем рождения! — закричала Кэрол Гербер, выскакиваяиз-за дерева, где ждала в засаде. Она обхватила его руками за шею и изо всехсил чмокнула в щеку. Бобби покраснел и оглянулся — не видит ли кто? Черт,дружить с девчонкой нелегко и без поцелуев врасплох! Но все обошлось. ПоЭшер-авеню на вершине холма в сторону школы двигались обычные вереницышкольников, но здесь на склоне они были одни.

Бобби старательно вытер щеку.

— Брось! Тебе же понравилось, — сказала Кэрол со смехом.

— А вот и нет, — сказал Бобби. И соврал.

— Так что тебе подарили на день рождения?

— Библиотечную карточку, — ответил Бобби и показал ейкарточку. — ВЗРОСЛУЮ.

— Здорово! — Он увидел в ее глазах.., сочувствие? Наверное,нет. А если и да, так что?

— Вот, бери. — И она протянула ему конверт с золотой каемкойи его именем печатными буквами посередине. И еще она наклеила на конвертсердечки и плюшевых медвежат.

Бобби с некоторой опаской распечатал конверт, напоминаясебе, что открытку можно засунуть поглубже в задний карман брюк, если она ужчересчур сю-сю.

Вовсе нет. Может, немножечко чуть-чуть детская (мальчишкаверхом в широкополой шляпе на голове, а на обороте надпись, будто деревяннымибуквами: “С ДНЕМ РОЖДЕНИЯ, КОВБОЙ!”), но не сю-сю. Вот “С любовью от Кэрол”,конечно, не без сю-сю, ну так чего и ждать от девчонки?

— Спасибо.

— Я знаю, открытка для малышей, но другие были еще хуже, —деловито сказала Кэрол.

Чуть дальше вверх по холму их ждал Салл-Джон, вовсюупражняясь со своим бо-ло — под правую руку, под левую руку, за спину. А вотмежду ногами больше ни-ни. Как-то попробовал на школьном дворе и врезал себе пояйцам. Салл завизжал. Бобби и еще несколько ребят ржали до слез. Кэрол и три ееподружки прибежали спросить, что случилось, а ребята все сказали “да ничего” —Салл-Джон сказал то же самое, хотя совсем побелел и чуть не плакал. “Всемальчишки дураки”, — сказала Кэрол тогда, но Бобби не верил, что она и вправдутак думает. Не то не выскочила бы из-за дерева и не поцеловала бы его! Апоцелуй был хороший. По-настоящему клевый. Собственно, получше маминого.

— И вовсе не для малышей, — сказал он.

— Да, но почти, — сказала она. — Я хотела купить тебевзрослую открытку, но они такое сю-сю.

— Я знаю, — сказал Бобби.

— Когда ты станешь взрослым, Бобби, то будешь сю-сю?

— Нет уж, — сказал он. — А ты?

— Ну, нет. Я буду как Рионда, мамина подруга.

— Так Рионда же толстая, — с сомнением сказал Бобби.

— Угу, но она что надо. Вот и я буду что надо, только нетолстой.

— К нам переехал новый жилец. В комнату на третьем этаже.Мама говорит, там настоящее пекло.

— Да? А какой он? — Она хихикнула. — Утютюшечка?

— Он старик, — сказал Бобби и на секунду замолчал,прикидывая. — Но у него интересное лицо. Маме он сразу не понравился, потомучто привез свои вещи в бумажных пакетах.

К ним подошел Салл-Джон.