Сам Левертин в ответ на упреки в том, что Льва Николаевича не номинировали, признавался, что «считал кандидатуру Толстого делом само собой разумеющимся»[6].

Впервые имя Толстого появилось в списке номинаций в 1902‑м. Его выдвинули профессор зарубежной литературы в Сорбонне Эрнест Лихтенбергер, профессор Коллеж де Франс, языковед Мишель Бреаль и член Французской академии, писатель и драматург Людовик Галеви, который оказался самым последовательным номинатором русского писателя — ​с 1902 по 1906 год. К номинаторам присоединился и Левертин, подписавший до того протестное письмо в адрес Шведской академии.

Среди номинаторов Толстого преобладают французы, поскольку Лев Николаевич был необычайно популярен во Франции. Например, «С.‑ Петербургские ведомости» сообщили читателям в декабре 1904 года, что там объявлен всенародный сбор средств на памятник Толстому в Париже — ​и это при живом писателе. Планировалось, что автором монумента станет известный скульптор князь Паоло Трубецкой, а на открытие Толстой прибудет лично.

11 (24) декабря 1904 года «Новости и Биржевая газета» сообщила, что Трубецкой получил официальное приглашение. Скульптор рассказал корреспонденту издания, что «великий писатель земли русской» будет изображен на лошади, в косоворотке и в смазных сапогах, с гордо поднятой непокрытой головой. Миниатюра, по которой планировался памятник, была исполнена уже в 1900‑м, и Толстой лично посетил мастерскую Трубецкого на Мясницкой, чтоб ее увидеть[7]. Однако памятник в Париже так и не установили.

В 1903‑м Толстого снова номинировали. В этом участвовали Людовик Галеви и еще два члена Французской академии: Анатоль Франс и Марселен Бертло. В 1904‑м неугомонный Галеви вновь предложил премировать Толстого, и в этот раз к нему присоединился историк Альбер Сорель. В 1905‑м Галеви повторно выдвинул Толстого при поддержке 17 членов Финского научного общества. Всего в том году у Толстого был 21 номинатор. В последний раз несгибаемый француз (и я опять про Галеви) номинировал Толстого в 1906‑м. В 1908‑м Галеви умрет.

Так почему же Лев Николаевич так и не стал нобелевским лауреатом? А. М. Блох приводит версию видного знатока нобелевских номинаций Челля Эспмарка, предположившего, что все дело было в критериях, которые сложились под влиянием консервативных взглядов постоянного секретаря Шведской академии и председателя Нобелевского комитета Карла Давида Вирсена. «Эпохой Вирсена» называют первое десятилетие работы Нобелевского комитета. И для этого времени характерна такая норма выбора: Нобелевской премии заслуживает тот, кто руководствуется в своем творчестве критериями «высокого и здорового идеализма».

Тенденция оценивать творчество Толстого с этих позиций наметилась уже при первой номинации писателя в 1902 году. Но наиболее показателен подход Вирсена в заключении 1905 года: «При всем восхищении многими произведениями Толстого, следует задать вопрос — ​насколько в сущности здоров идеализм писателя, когда в его особенно великолепном произведении “Война и мир” слепой случай играет столь значительную роль в известных исторических событиях, когда в “Крейцеровой сонате” осуждается близость между супругами и когда во многих его произведениях отвергается не только церковь, но и государство, оспаривается даже право на частную собственность, которой сам он столь непоследовательно пользуется, даже право народа и индивидуума на самозащиту»[8].

Лев Толстой — ​не единственная жертва критериев «эпохи Вирсена», требовавших от кандидатов «здорового идеализма». В 1901‑м шведские академики отклонили кандидатуру Эмиля Золя, казавшуюся приоритетной среди номинантов того года, в последующие годы Генрика Ибсена и т. д.

До 1906 года среди номинаторов Толстого в регистрационных журналах Нобелевского комитета не зафиксировано ни одного соотечественника, если не считать за таковых почти два десятка членов академического общества Финляндии, номинально подданных Российской империи, которые выдвинули русского писателя на премию 1905 года. Только в 1906‑м почетный академик Анатолий Кони участвовал в кампании по выдвижению кандидатуры Толстого на Нобелевскую премию.

Об участии Кони в номинировании Толстого свидетельствуют два источника. Во-первых, личный доктор Льва Николаевича Душан Маковицкий записал в дневнике 23 сентября 1906 года, что Павел Бирюков, ненадолго приехавший в Ясную Поляну из Петербурга, рассказал, что слышал от Кони, будто в нынешнем году Шведская академия склоняется к мысли присудить Толстому Нобелевскую премию. Во-вторых, сам Кони, готовя свои воспоминания о писателе, упомянул, что на заседании Разряда изящной словесности Императорской академии наук обсуждали кандидатуру Толстого на Нобелевскую премию. Однако при редактировании рукописи автор исключил этот эпизод и о нем известно только по рукописному экземпляру воспоминаний, хранящемуся в архиве Института русской литературы РАН.

Согласно официальным документам Академии наук, связанным с обсуждениями, проходившими на ее заседаниях, и исключенному эпизоду в воспоминаниях Кони, почетный академик Константин Арсеньев предложил выдвинуть статью «Великий грех», в которой писатель обсуждал насущные проблемы крестьянского землепользования. Не последнюю роль в таком выборе сыграло буквальное прочтение приложенного к письму Вирсена текста устава Нобелевского фонда о желательности представления на премию произведения, вышедшего в предыдущем году. Статья «Великий грех» была опубликована в июле 1905‑го, сразу же перепечатана в английской и американской прессе и формально соответствовала пожеланию.

Однако российские академики начали обсуждать кандидатуру Толстого только в ноябре 1905‑го и закончили лишь в январе следующего года. После обсуждения требовался еще перевод номинации на французский язык, затем — ​подготовка его к отправке в Нобелевский комитет. В итоге документы были направлены в Стокгольм слишком поздно — ​1 февраля 1906 года.

Предполагают, что именно по этой причине Кони решил не включать историю с рассмотрением кандидатуры Толстого на Нобелевскую премию в предназначенный для печати текст воспоминаний. С другой стороны, даже если бы документы пришли вовремя, вряд ли это что-то бы изменило: Толстой по-прежнему не соответствовал вирсеновским критериям «здорового идеализма».

Императорская академия наук, выдвинувшая Толстого в 1906 году на Нобелевскую премию, номинировала не только его. Президент академии великий князь Константин Константинович и несколько ее членов — ​Арсений Голенищев-Кутузов, Андрей Сабуров, Никодим Кондаков, Анатолий Кони, а также член Императорской академии художеств П. Янковский и русский посол в Риме Александр Нелидов — ​подписали номинацию на Нобелевскую премию по литературе прусского музыковеда Карла Фридриха Глазенапа, составителя биографии Рихарда Вагнера.

А в 1902 году профессор Санкт-Петербургской Военно-юридической академии Антон Вульферт выдвигал на премию самого Кони за книгу о немецком филантропе докторе Гаазе и его жизни в России. Ее переиздавали пять раз, с 1897 по 1914 год. По поводу этого произведения Нобелевский комитет в своем заключении отметил, что при всем гуманизме книга имеет «сугубо специальный интерес и скорее должна стать темой для обсуждения на пенитенциарном конгрессе, нежели в Нобелевском комитете»[9].

Таким образом, Толстой не получил Нобелевскую премию по литературе в силу двух причин. Во-первых, члены Шведской академии