философских достоинств, но и с позиций исследования занимавшей их темы.

Очерк Карлгрена — ​это 87 страниц машинописного текста, в котором автор добросовестно реферировал труды Бердяева и сформулировал три принципиальных замечания: 1) относительно стиля философа; 2) о нехватке логики в построении смысла; 3) об отсутствии стройной композиции текста.

Также Карлгрен в разных формах полемизировал с русским философом, пытаясь ответить на вопросы, которые тот ставил в своих работах: о власти идеологии над русским народом, об истоках большевизма, о способах и последствиях его преодоления.

Карлгрен заключил, что все построения Бердяева «настолько целиком сотканы из воздуха, что диву даешься, как мог человек, стоявший у истоков русского марксизма, вообще до них додуматься»[46]. Отчет не предназначался для публикации, но сыграл решающую роль для Нобелевского комитета: кандидатуру Бердяева сочли совершенно безнадежной и отвергали ее во все последующие номинации, ссылаясь на экспертизу Карлгрена. В 1949 году, будучи в очередной раз выдвинутым на премию верным Нюманом, Бердяев скончался.

Еще один русский номинант на Нобелевскую премию по литературе — ​Игорь Сергеевич Гузенко, бывший начальник шифровального отдела посольства СССР в Канаде. В 1945 году, в сентябре, он бежал и передал канадской агентуре шифры и документы с данными советской разведки. Он умер в 1982‑м, а его дети и внуки до сих пор живут в канадском Торонто. История побега Гузенко легла в основу двух американских пропагандистских художественных фильмов: «Железный занавес» (1948) и «Операция “Розыск”» (1954). В 1955 году профессор-американист Юджин Хадсон Лонг и писатель Джеральд Уорнер Брейс номинировали его за роман «Падение титана», однако Шведская академия отклонила кандидатуру.

Следующий несостоявшийся лауреат Нобелевской премии — ​писатель-эмигрант Борис Константинович Зайцев. Его кандидатуру в 1961 году предложил профессор русской литературы Монреальского университета Ростислав Владимирович Плетнёв. Однако Нобелевский комитет счел, что Зайцев недостаточно известен и не заслуживает глубокого рецензирования.

Несколько раз на премию выдвигался Владимир Владимирович Набоков. Впервые его номинировал профессор английского языка Корнеллского университета Роберт М. Адамс в 1963 году, когда страсти по поводу романа «Лолита» уже улеглись. Но, несмотря на умные обоснования Адамса, Нобелевский комитет кандидатуру Набокова отверг с формулировкой: «Репутация русского писателя-эмигранта тесно связана с его аморальным сенсационным романом “Лолита”, который едва ли возможно рассматривать с точки зрения Нобелевской премии. Мемуарные очерки писателя о детстве в дворянском окружении обладают, впрочем, бесспорным очарованием, и он является прославленным мастером стиля, превосходно овладевшим английским языком. Его виртуозность все же не имеет никакого отношения к идеальной направленности, заложенной в Нобелевской премии»[47].

В 1964 году кандидатуру Набокова повторно выдвинула профессор-славист Элизабет Хилл. Но и в 1964, и в 1965, и в 1966‑м академики лаконично отвечали: «Кандидатура отклонена». Не помогли даже ходатайства Солженицына. В 2024 году стало известно, что Набокова номинировали и в 1973‑м.

Поражает и параллельное развитие судеб «Доктора Живаго» и «Лолиты»: оба романа были начаты в 1948 году, появились на книжном рынке почти одновременно в 1958‑м и стали бестселлерами. Друг и биограф Набоковых Стейси Шифф рассказала о судьбе романов так: в конце 1950‑х они «сцепились в смертельной схватке за высшее место в списке бестселлеров. “Живаго” впервые появился в этом списке в начале октября (1958 года. — Г. С.), когда “Лолита” занимала в нем первое место, через шесть недель “Живаго” обошел “Лолиту”… Он [Набоков] сдерживал себя как мог, но, узнав, что список заказов на “Живаго” в Итакской библиотеке оказался длиннее, чем список заказов на “Лолиту”, вознегодовал»[48]. Вера Набокова писала в дневнике, что на самом деле в СССР «Доктора Живаго» одобрили, что никакой травли Пастернака нет и скандал искусственно раздули ради еще большей популярности.

Советуем почитать

Марченко Т. В. «В конце концов будем надеяться»: Несостоявшаяся Нобелевская премия // Литературоведческий журнал. 2001. № 15. С. 61–99.

Марченко Т. В. Маргинал. Нобелевское дело Н. А. Бердяева в архиве Шведской академии (Стокгольм) // Revue des études slaves. 2016. T. LXXXVII, fasc. 3–4. P. 433–456.

Марченко Т. В. Tantum Adversus: к истории выдвижения Н. А. Бердяева на Нобелевскую премию // Вестник Русской христианской гуманитарной академии. 2017. Т. 18. Вып. 1. С. 77–93.

Официальный сайт Нобелевской премии: https://www.nobelprize.org/

Строев А. Ф. К вопросу о восприятии И. А. Бунина во Франции в 1933 г. // Литературный факт. 2020. № 2 (16). С. 200–228.

Шуйская Ю. В. Структура эпидейктической речи (на примере нобелевских речей лауреатов Нобелевской премии по литературе и премии мира) // Вестник Челябинского государственного университета. 2010. № 17 (198). С. 156–158.

Глава 2

Бунин: премия для изгнанника

Речь разворачивается во времени, как жизнь.

Владимир Бибихин. Язык философии

Семья. Первые шаги в литературе

Обедневший род Буниных, из которого происходил будущий писатель, уходит корнями в XV век. Среди известных родственников Ивана Бунина были одна из первых русских женщин-поэтов Анна Петровна Бунина[49], а также поэт и переводчик Василий Андреевич Жуковский. Бунины хранили память о былом величии, в чем, вероятно, и берут истоки ностальгические мотивы творчества Ивана Алексеевича.

Отец, Алексей Николаевич Бунин, оставил гимназию после первого класса, участвовал в Крымской кампании и, вернувшись в 1856 году, женился на Людмиле Александровне, в девичестве Чубаровой. Бунин родился 10 (22) октября 1870 года в Воронеже. Первые годы проходили на хуторе Бутырки, потом в поместье Озерки Елецкого уезда.

Детей в семье не было принято наказывать, напротив, их окружали любовью и заботой. Центральное место в воспитании занимало чтение. Читали Пушкина, Лермонтова, поэтов пушкинской плеяды, Л. Н. Толстого.

С систематическим образованием у Ивана пошло немногим лучше, чем у отца. В 1881 году он поступил в Елецкую мужскую гимназию, в которой проучился до 1886‑го. А потом на Рождество уехал в Озерки к родителям и не вернулся. Причины нашлись многообразные: и неудобство жизни на съемной квартире у чужих людей, и нехватка денег, и болезни. Дома его образованием занялся брат Юлий[50], сосланный в это время в Озерки под надзор полиции. К 25 годам, несмотря на отсутствие официального образования, Иван Бунин стал энциклопедически образованным человеком.

В отроческие годы Бунин писал стихи и роман «Увлечение», который никто не издавал. Кумиром начинающего писателя был поэт Семён Надсон. На его смерть в 1886 году