Богу, растворение в нем. В этом и заключалось «освобождение» Толстого по Бунину. Отказаться от мирского означало победить страх смерти и освободиться от него.

Для Бунина, как и для Толстого, характерен синкретизм буддистских и христианских взглядов, в первую очередь с точки зрения нравственного, а не религиозного посыла.

По-разному они относятся к личному началу и его бренности. Толстой отрицает ценность личностного начала, поскольку «личность» «мешает слиянию... души со Всем»: «Учение церкви о бессмертности личной жизни навеки закрепляет личность… А Христос звал жить не для своей личности…» (т. 9, с. 16, 159). Бунин же, хоть и не оспаривал эту мысль своего духовного наставника, но писал рассказы о любви, которые свидетельствуют о его стремлении сохранить личное начало. «Тёмные аллеи» появились одновременно с «Освобождением».

О тяге к сохранению личного начала, которую Бунин так и не преодолел, свидетельствуют слова Веры Буниной: «Ян верит, что существует нечто выше нас, но после смерти не будет личного воскресения, хотя он страстно желал бы этого»[55].

Воспоминания об отношениях с Чеховым Бунин хотел отразить в эссе «О Чехове», но не закончил его. В 1908 году чеховский образ возникает в стихотворении Бунина «Художник»:

Хрустя по серой гальке, он прошел

Покатый сад, взглянул по водоемам,

Сел на скамью… За новым белым домом

Хребет Яйлы и близок и тяжел.

На первый взгляд Бунин и Чехов очень различны, начиная с возраста. Чехов старше Бунина на восемь лет — ​а для начала ХХ века эта разница в возрасте велика. А вот еще различия: Чехов из разночинцев, Бунин — ​из древнего дворянского рода; Чехов получил полное университетское образование, Бунин не окончил и гимназии; опыт Чехова формировался в мещанско-купеческой среде, Бунина — ​в дворянской книжной культуре. Но было и общее: оба с ранних лет узнали, что такое бедность и лишения; оба имели счастливую писательскую судьбу (Чехов — ​первый русский писатель-неаристократ в русской классической литературе, который к 40 годам стал академиком; Бунин получил Нобелевскую премию); обоих захватила толстовская этика.

По настоянию Варвары Пащенко начинающий писатель Бунин направил Чехову письмо, в котором спрашивал, можно ли послать пару своих рассказов. А 12 декабря 1895 года они познакомились лично. О том, что Чехов восхищался талантом Бунина, свидетельствует надпись на подаренной тому книге: «Ивану Алексеевичу Бунину с восторгом и благоговением».

В творческом отношении оба хоть и были учениками толстовской школы, но пошли разными путями. Оба эти пути оказались плодотворны для русской литературы ХХ века, о чем Юрий Нагибин написал так: «До шестидесятых в новеллистике безраздельно господствовал Чехов, все рассказчики, кроме до конца самобытного Андрея Платонова, в той или иной степени зависели от Чехова. В шестидесятые годы вновь прогремел Бунин, он сразу покорил многих и многих не только в цехе малой прозы. Все “деревенщики”, за исключением Василия Шукшина, предпочли описательную манеру Бунина импрессионизму Чехова. И, как обычно бывает, с приходом нового кумира поблек прежний. Но миновали десятилетия, и надо прямо сказать: той жажды, которую утолял Чехов, великому пейзажисту и кудеснику слова Бунину утолить не удалось»[56].

Чехов в своих произведениях выражал стремление к социальному и духовному обновлению и презрение к пошлости и косности российской действительности. Бунин же, напротив, ностальгирует по дворянскому быту. Чехов лаконичен, а проза Бунина изобилует деталями. Чехов устремлен скорее к человеку и его внутреннему миру, а Бунин — ​к вещному миру, окружающему пространству. Чехов социален, спасение у него — ​в активной общественной жизни. Бунин же созерцателен. Это различие тонко уловил тот же Нагибин: «Ибо протяни руку к Чехову, ты коснешься человека, протяни руку к Бунину, ты коснешься цветка, дерева, кружева, сермяги, нежной дворянской или грубой мужицкой кожи, ты коснешься некой вещественности, части бытия, что всегда меньше Человека»[57].

Однако под влиянием Чехова Бунин делает два шага в развитии литературы: 1) обновляет рассказ, повествующий о будничном и об обыденном, он овладевает мастерством созерцания жизни; 2) развивает чеховский сюжет, основанный на ассоциативных связях. 

Начало зрелого этапа

Первым произведением, вызвавшим читательский интерес, стала пейзажно-философская поэма «Листопад», написанная в 1900 году. А. П. Чехов по просьбе Бунина номинировал ее на Пушкинскую премию. В итоге премию Бунин получил в 1903‑м за перевод «Песни о Гайавате» американского поэта Лонгфелло[58]. Денежная часть премии составляла 500 рублей, но коммерческого успеха публикации не принесли.

Поэма «Листопад» закрывает ранний период творчества. С 1900 года открывается новый, зрелый этап. Его визитной карточкой стал рассказ «Антоновские яблоки».

Я приведу отрывок и выделю некоторые словосочетания для того, чтобы, ориентируясь на них, читатель проследил, как текст задействует все органы чувств: сначала — ​осязание: «холодно», «росисто». Потом обоняние — ​«ржаной аромат новой соломы и мякины». Затем слух — ​«скрип ворот», «голоса». Потом соединяются осязание и зрение: «студеная заря». И так далее. Вот он: «К ночи в погоду становится очень холодно и росисто. Надышавшись на гумне ржаным ароматом новой соломы и мякины, бодро идешь домой к ужину мимо садового вала. Голоса на деревне или скрип ворот раздаются по студеной заре необыкновенно ясно. Темнеет. И вот еще запах: в саду — ​костер, и крепко тянет душистым дымом вишневых сучьев. В темноте, в глубине сада — ​сказочная картина: точно в уголке ада, пылает около шалаша багровое пламя, окруженное мраком, и чьи-то черные, точно вырезанные из черного дерева силуэты двигаются вокруг костра, меж тем как гигантские тени от них ходят по яблоням. То по всему дереву ляжет черная рука в несколько аршин, то четко нарисуются две ноги — ​два черных столба. И вдруг все это скользнет с яблони — ​и тень упадет по всей аллее, от шалаша до самой калитки…» (т. 2, с. 181).

Рассказ связывают с началом лирической прозы в русской литературе, потому что он строится не на сюжетных перипетиях, а на развитии настроений повествователя, на его переживании о безвозвратно ушедшем прошлом.

В творчестве Бунина мотив невозвратимого прошлого будет усиливаться. Красота этого прошлого заключается не в его безупречности (оно не таково), но в доминировании созидания и единения. В настоящем же царят разрушение и обособление. Этим писатель отличался от своих современников, которые в начале ХХ века еще всматривались в будущее, полные надежды на победу красоты и справедливости.

В начале 1900‑х годов формируется и основная черта стиля Бунина, которую литературовед Зинаида Партис в статье «Приглашение к Бунину» формулирует так: «…никто так убедительно,