- А сцена в кабинете начальника главка? - посмотрел на меняЕфим, поощряя к нарастающему восторгу.

О боже! Какого еще главка? Я был уверен, что там вседействие происходит только на лоне недружелюбной природы.

- Да-да-да,- сказал я,- в главке это вообще, это да. Иназвание очень удачное,- добавил я, чтобы подальше уйти от деталей.

- Да,- загорелся Ефим.- Название мне удалось. Понимаешь, речьже идет не просто о переломе конечности. Это было бы слишком плоско ипримитивно. Одновременно происходит перелом в отношении к человеку, перелом вдуше, перелом в сознании... Там, ты помнишь, они понесли его к больнице и видятза замерзшим окном расплывшийся силуэт...

Разумеется, и этого я не помнил, но о силуэте отозвалсясамым одобрительным образом, и, чтоб избежать дальнейших подробностей, вскочили, пряча глаза, поздравил Ефима с удачей.

Моя жена вылетела на кухню, и я слышал, как она там давиласьот смеха, а он, пользуясь ее отсутствием, кинулся ко мне с рукопожатием.

- Я рад, что тебе понравилось,- сказал он взволнованно.

Покинув меня, он, как и следовало ожидать, тут же раз-нес повсей Москве весть о моем восторженном отзыве, сообщил о нем кроме прочихБаранову, который немедленно позвонил мне и, шепелявя больше обычного, сталдопытываться, действительно ли мне понравился этот роман.

- А в чем дело? - спросил я настороженно.

- А в том дело,- сердито сказал Баранов,- что своимибеспринципными похвалами вы только укрепляете Ефима в ложном мнении, будто он всамом деле писатель.

Этот Баранов, будучи ближайшим другом Рахлина, никогда егоне щадил, считал своим долгом говорить ему самую горькую правду, иногда даженастолько горькую, что я удивлялся, как Ефим ее терпит.

Ефим жил на шестом этаже писательского дома у метро"Аэропорт" исключительно удобное место. Внизу поликлиника, напротив(одна минута ходьбы) - производственный комбинат Литературного фонда, налево(две минуты) - метро, направо (три минуты) - продовольственный магазин"Комсомолец". А еще чуть дальше, в пределах, как американцы говорят,прогулочной дистанции,- кинотеатр "Баку", Ленинградский рынок и 12-еотделение милиции.

Квартира была просторная, а стала еще просторнее после того,как семья Ефима сократилась ровно на четверть. Это случилось после того, какдочь Наташа уехала на историческую родину, а точнее сказать, в Тель-Авив.Уехала, между прочим, с большим скандалом.

Чтобы понять причину скандала, надо знать, что жена у Ефимабыла русская - Кукушкина Зина, родом из Таганрога. Кукуша (так ее ласково звалЕфим) была полная, дебелая, похотливая и глупая дама с большими амбициями. Онакурила длинные иностранные сигареты, которые доставала по блату, гуляла, какговорится, "налево", пила водку, пела похабные частушки и вообщематерилась как сапожник. Она работала на телевидении старшим редактором отделапатриотического воспитания и выпускала программу "Никто не забыт, ничто незабыто". Кроме того, была секретарем партбюро, депутатом райсовета ичленом общества "Знание", а под лифчиком носила крест, верила вмумиё, телепатию, экстрасенсов и наложение рук, словом, была вполне современнойпредставительницей нашей интеллектуальной элиты. Она сохранила девичью фамилию,чтобы не портить себе карьеры, и по той же причине сделала Кукушкиными изаписала русскими своих детей. Ее стратегия долго себя оправдывала. Она самаделала карьеру и литературным успехам мужа способствовала чем могла.

Ей уже было сильно за сорок, а у нее все еще были любовники,чаще военные, а из них самый важный - дважды Герой Советского Союза генералармии Побратимов. Они познакомились в ту давнюю пору, когда, еще будучизаместителем министра обороны, он увидел Кукушу по телевизору. Она такпривлекла генерала, что он взялся курировать передачу "Никто не забыт,ничто не забыто". Мне рассказывали, что во времена, когда Ефим отправлялсяс мужественными людьми в дальние командировки или, по выражению Баранова,искать приключений на свою ж..., Побратимов присылал, бывало, за Кукушейдлинную черную машину с адъютантом, маленького роста брюхатым полковником поимени Иван Федосеевич. Случалось это обычно днем, в самое что ни на естьрабочее время. Иван Федосеевич в форме с полным набором орденских планокявлялся в редакцию, по-штатски здоровался со всеми Кукушиными сослуживцами,широко улыбался всеми своими золотыми коронками и важно сообщал:

- Зинаида Ивановна, вас ждут в Генеральном штабе сматериалом.

Кукуша складывала в папку какие-то бумаги и удалялась, а ктои что судачил там за спиной, ее не очень-то волновало.

А когда генерал сам навещал Кукушу, то сначала перед домомпоявлялся милиционер-регулировщик, потом на двух "Волгах" прибывали ирассредоточивались вокруг дома какие-то люди, похожие на слесарей. В такихслучаях, несмотря даже на капризы погоды, на лавке перед подъездом устраиваласьпарочка влюбленных. Они или пили из одной бутылки вино, или обнимались, причемон (так изображал мне дело Баранов) оттягивал ее кофточку и бормотал что-то впазуху, где, вероятно, прятался микрофон. Затем появлялось такси, которое,высадив гражданина в темных очках и надвинутой на очки серой шляпе, немедленноукатывало. Наблюдательные соседи заметили, что шофером такси был все тот жепереодетый Иван Федосеевич, ну а кем был пассажир, об этом стоит ли говорить?

Из всех Кукушиных любовников генерал Побратимов был самымщедрым и благодарным. Хотя в последнее время он мало чем мог быть полезным. Неугодив высшему начальству, он был смещен за "бонапартизм" и сприлепленными в утешение маршальскими звездами услан командовать отдаленнымвоенным округом. Но и уезжая, он своих друзей не забывал: Тишке Кукушкину помогосвободиться от армии, а Ивана Федосеевича устроил военным комиссаром Москвы испособствовал присвоению ему генеральского звания.

Кукушкина Наташа в свое время работала переводчицей вИнтуристе и тоже готовилась в аспирантуру, пока не встретила молодого научногосотрудника НИИ мясо-молочной промышленности Семена Циммермана, которому родиласына, названного по настоянию отца Ариэлем в честь (подумать только!) министраобороны Израиля. Кукуша боролась против этого имени, как могла, обещала, чтоникогда внука с таким именем не признает, потом все-таки признала, но называлаего Артемом. Коварный Циммерман, однако, подготовил Кукуше еще более страшныйудар Явившись однажды домой, Наташа сообщила, что она и Сеня (Циммерман) решилипереселиться на историческую родину и ей нужна справка от родителей оботсутствии у них материальных претензий. Это известие повергло Кукушу в ужас.Она умоляла Наташу опомниться, бросить этого проклятого Циммермана, подумать освоем ребенке. Она попрекала ее своими материнскими заботами, скормленными ей вдетстве манной кашей и рыбьим жиром, напоминала о Советской власти, давшейНаташе образование, о комсомоле, воспитавшем ее, пугала капитализмом, арабами ипустынным ветром хамсином, плакала, пила валерьянку, становилась перед дочерьюна колени и грозила ей самыми страшными проклятиями. Справку она, конечно, недала и запретила это делать Ефиму. Больше того, она написала в Интурист, в НИИмясо-молочной промышленности, в ОВИР и в собственную парторганизацию заявленияс просьбой спасти ее дочь, по незрелости попавшую в сионистские сети. Носионисты проникли, видимо, и в ОВИР, потому что в конце концов Наташе разрешилиуехать без справки.