А ведь Том ему нравился.

— Где папа? — небрежно спросил я, в конце концов признавая свою осведомленность.

— На заднем дворе, — ответила мать.

Краткость ее ответа меня встревожила. Что отцу делать на заднем дворе? Траву косили мы с Томом, и все остальные работы по двору были нашей обязанностью. Отец выходил на двор, только чтобы приготовить барбекю, а это случалось в выходные. Я попытался вспомнить, оставил ли велосипед во дворе или убрал его в гараж, как полагалось. Отец при желании всегда находил какую-нибудь провинность, а мне не нравилось, когда он вымещал свою злобу на мне.

Проскочив в свою комнату, я бросил школьный рюкзак и спрятал папку в нижнем ящике письменного стола под кипой блокнотов. Если уж мальчишки в школе считают письма «другу» девчачьей забавой, то отец с Томом отнесутся к этому раз в двадцать хуже, а от матери никакой помощи, поддержки или сочувствия ждать не приходилось. Легко возбудимая и непредсказуемая в своих пристрастиях и предубеждениях, она была гораздо безжалостнее каждого из них. Новое увлечение следовало сохранить в тайне.

Я выглянул во двор. Отец пил пиво, в чем не было ничего необычного, но стоял он у лимонного дерева лицом к забору, спиной ко мне. Очень странно. Совсем не в его духе. Он слишком рано явился домой с работы и вот, вместо того чтобы ругаться с матерью на кухне или смотреть телевизор, торчит на заднем дворе и таращится на забор. Определенно что-то случилось.

Не дожидаясь, пока отец повернется и заметит меня, я выскользнул из своей комнаты и отправился к Полу. Мой приятель Пол учился в католической школе, поэтому обычно мы виделись по выходным, но занятия у нас заканчивались в одно время, и, если хотелось сбежать из дома, мы и вечерами выручали друг друга. Я не рассказал Полу о новой подружке по переписке, хотя если бы кто и понял меня, так это Пол, но я еще не был готов раскрыть свой секрет. А вот об отце я ему рассказал.

— Может, его уволили, — предположил Пол.

Я похолодел. Безработный папаша будет слоняться по дому с утра до вечера каждый день. И возможно, станет еще придирчивее.

— Надеюсь, нет.

Мы возились с самодельной тележкой Пола, пока мать не позвала меня домой. К счастью, папаши во дворе уже не было. В сумерках его необычное поведение навеяло бы еще больше жути. Отец оказался в ванной, а мать на кухне готовила ужин. Том в общей комнате смотрел повторный показ «Звездного пути».

Я сел на диван подальше от брата. Из-за работавшей микроволновки по экрану бежала рябь, шум вентилятора над плитой почти полностью заглушал диалоги, но я не посмел выразить недовольство. Стоило привлечь к себе внимание, и весь остаток вечера за мной следили бы еще пристальнее, а я бы этого не вынес. Несмотря на необъяснимую странность отцовского поведения, я думал только о своей новой подруге по переписке и просто убивал время до того момента, когда смогу остаться в одиночестве и написать письмо Киоко Йосицуми.

Отец вошел в комнату, молча щелкнул пультом и плюхнулся на диван между мной и Томом смотреть новости. Мы тут же убрались на кухню.

После ужина, состоявшего из замороженных бурито, разогретых в микроволновке, и желе из пакетиков, я отправился в свою комнату. Закрыв дверь, я сел за стол и вытащил из тайника в нижнем ящике папку. Предполагалось, что я выполняю домашнее задание, но я положил перед собой лист почтовой бумаги, новую ручку и попытался написать письмо Киоко.

Пожалуй, ключевое слово здесь «попытался».

Я таращился на чистый лист и пытался хоть что-нибудь придумать. Ничего не получалось. В школе я никогда не разговаривал с девчонками и уж точно никогда ни с одной не переписывался. В полном отупении я просидел почти час, и единственное, что пришло мне в голову, — увеличить свой возраст; пусть мне будет не десять лет, а двенадцать. Американские девчонки предпочитают парней постарше, и с японками наверняка точно так же. А дальше-то что? Я даже не мог решить, как начать письмо. «Дорогая Киоко»? Слишком интимно, слишком фамильярно. Тогда как же?

К тому моменту, как мать явилась с проверкой, я даже не приступил к математике. Услышав скрип открывающейся двери, я успел спрятать папку и листок, но раскрыть учебник и достать задание не успел, а потому даже притвориться не мог, что работаю.

— Чем ты занимаешься? Ты должен выполнять домашнее задание. Что вообще здесь происходит?

— Я только что закончил, — солгал я, вставая из-за стола.

— Покажи.

Как я мог подумать, что одурачу ее! Я мямлил, пытаясь выкрутиться, но в конце концов она заставила меня признаться.

— Я иду за отцом, — заявила она, поджав губы.

Оставшись один, я подальше запрятал папку и к возвращению родителей разложил учебник и тетрадь. Я даже успел выполнить первое задание и напустил на себя жутко деловой вид, но это меня не спасло. Родители взялись за меня вдвоем. В который раз я услышал, что глуп, ленив и ничего хорошего из меня не выйдет. Я кивал, как будто соглашаясь, но думал о мисс Накамото и японской девочке, возможно на нее похожей.

Выполнение домашнего задания не отменило наказания: я был лишен телевизора и рано отправлен в постель. Только я не заснул. Я лежал в кровати и выжидал час за часом, когда улягутся родители и Том. Удостоверившись, что все спят, я тихонько поднялся, прокрался к письменному столу и включил маленькую настольную лампу. Теперь я точно знал, что сказать, и слова лились легко и быстро. Я сообщил Киоко, что учусь в седьмом классе, что я чемпион по серфингу и звезда баскетбольной команды, а еще состою в школьном совете, что я порвал со своей последней подружкой, играю на гитаре и сколачиваю рок-группу.

Короче говоря, я не сказал ни слова правды.

Кроме имени и адреса, все мое письмо было ложью.

Только это ничуть не приуменьшало моего приятного возбуждения. Облизав клейкую полоску и заклеив конверт, я тут же начал мысленно составлять следующее письмо, разукрашивая свою придуманную жизнь. Если я сам был потрясен своими достоинствами, то Киоко точно не останется равнодушной!

Я спрятал письмо в учебник математики, улегся в постель и заснул, представляя, как Киоко читает мои письма, влюбляется в меня, взрослеет, становясь похожей на мисс Накамото, и в конце концов приезжает в Америку, чтобы выйти за меня замуж.

3

Ее первое письмо я получил в субботу.

В воздухе витали обычные для пригорода запахи: свежескошенной травы, самых разных цветов, бензиновых выхлопов газонокосилок и машинок для обрезки веток, а также «Макдоналдса» и «Тако Белл», расположенных в нескольких кварталах от нас. Я ясно помню их даже сегодня. Я также помню, что чувствовал, когда достал из ящика почту и увидел маленький розовый конверт из непривычной бумаги с иностранной маркой.

Я сразу понял, от кого это, и бросился в дом, в свою комнату, закрыл дверь и нетерпеливо разорвал конверт.

Письмо оказалось довольно коротким. Гораздо короче моего, и я даже обиделся на Киоко. А потом напомнил себе, что ей пришлось писать на английском, родном для меня, но чужом для нее языке. Она воспользовалась возможностью попрактиковаться, и причин для обиды у меня нет. Я перечитал письмо раз, другой, третий. Киоко жила в квартире, а не в доме, ее любимым цветом был розовый, любимым школьным предметом — изобразительное искусство. Еще у нее была большая коллекция мягких игрушек-зверушек, что показалось мне глупостью и ребячеством. А понравилось мне в ее письме то, что она подписала его «С любовью, Киоко». Сразу видно, что автор — девочка. Мое-то письмо заканчивалось словами «С уважением». Я испытал какое-то новое и не совсем понятное волнение.