— Эй, — тихо говорю я, но он не отзывается.

Либо спит, либо задумался. Следует ли ему спать, если Дверьисчезла? Я надеюсь, что он все-таки спит, потому что вид у него изможденный.Веки — темные пятна на лице, длинная щетина, практически борода, и от негопахнет кровью, но не человеческой кровью. Вовсе нет.

У человеческой крови особый запах. Она пахнет как монетка,если положить ее в рот. Когда у тебя в подвале Дверь, ты довольно быстроузнаешь, как пахнет человеческая кровь, потому что, как правило, онаразбрызгана по всему полу.

Закусочной «У Салли», названной так по именихозяйки-старушки, до сих пор везло. Никто из тех, кто здесь умер, не поднималшума, так что копы сюда ни разу не заглядывали.

До сих пор.

Я готовлю кофе. Наливаю себе чашку, ставлю ее на прилавок иотношу ему чашку и графин. Я ставлю их прямо перед ним, но стоило ли? Разбудитли это его? Черт! Я делаю шаг назад, но не успеваю отойти, как его рукавзлетает, хватает чашку, ставит перед собой и берет графин — все это сзакрытыми глазами. Я впечатлена, хотя чуть не пролила на него воду. А он этогозаслуживает за то, что застал меня врасплох. Полагаю, это значит, что мне ненадо беспокоиться и будить его. Я возвращаюсь к прилавку за своей чашкой исажусь напротив него в ожидании.

В свете, льющемся из кухни, он выглядит юным; хотя ему ужепочти тридцать, он немного старше меня (ладно, тсс, мне почти тридцать). Райанне говорит об этом, но я начала задумываться о том, что значит возраст дляохотника за демонами. Я видела, как он вытворяет такое, что не под силу иборцу, не то что какому-нибудь стареющему ветерану.

Я повидала много охотников за демонами. Обычно им чутьбольше двадцати лет. Охота за демонами не та профессия, которая предусматриваетмедицинскую страховку или пенсию. Эти парни недолго выдерживают — большинствоиз них. Я видала тех, кто постарше, и тех, кто помоложе. Райан по возрастуближе к тем, кто старше.

Большинство из тех, кто старше, — в отставке; они сидяттут и рассказывают о былых славных днях, они — кладезь знаний о потустороннейдряни, но больше не сражаются. У них не хватает глаз, рук, ног. У одного нетсердца в буквальном смысле слова, и он продолжает жить благодаря какой-тодиковинной магии вуду, о которой я понятия не имею и о которой он нерассказывает.

Его зовут Дугал, и он всегда садится около входной двери;говорит, ему нравится колокольчик, который я туда повесила. Некоторые изохотников, захаживающих сюда, любят сидеть в одной из четырех кабинок околоокна, они всегда снимают стетсоны и подставляют лица солнцу. Есть один парень,который сидит за прилавком и никогда не говорит ни слова. Я знаю, что онохотник, только потому, что он носит такую же шляпу, я думала, что онбездомный, пока не начала разбираться в дресс-коде.

Однажды я спросила у Райана о Бездомном Парне — Райан всегдасидит в кабинке рядом с постоянно хлопающей кухонной дверью, когда он бываеттут, в зале, и наблюдает за публикой. Вот все, что Райан мне ответил: еслиБездомный Парень когда-нибудь разговорится и расскажет нам какую-нибудьисторию, придет время удирать сломя голову.

Я сплю. Мне снится, что меня преследует оборотень. Что бы вытам ни читали, они не сексуальные. И не соблазнительные. Они страшные, какАд, — в буквальном смысле слова. Это демоны, которые приходят из своегоадского измерения в наше, земное, и завладевают телом жертвы с помощью укуса.Сначала они огромные, а потом становятся такими крошечными, что могутпроникнуть в тело сквозь кожу. Они, словно клещи, так глубоко проникают вчеловека, что от них не избавиться. Никак.

Единственное лекарство от укуса оборотня — это смерть. Есливам повезет, вас убьют быстро, до того как вы сожрете свою младшую сестру илибрата. Если не повезет, ко времени вашей смерти вы войдете во вкус и васназовут очень волосатым серийным убийцей странной наружности.

Меня загнали в угол, выхода нет, и тут… тут Райан произноситмое имя и прикасается к плечу. Мы могли бы сражаться спина к спине и прогнатьоборотней, но на самом деле он просто будит меня.

— Элли, — повторяет он, и на этот раз его голос незвучит так, словно он спасает меня от оборотней.

Он звучит так, словно Райан выкурил две пачки сигаретпрошлой ночью и раздражен. — Элли, ты должна сказать мне, что ты сделала сДверью.

Я моргаю. Он сбоку, моя голова лежит на столе. Упс.

— Я проснулась?

— Да, проснулась, — подтверждает он. — Скажимне. И свари еще кофе.

— Некоторые женщины считают глупость весьма сексуальной,потому что она позволяет тебе казаться загадочной незнакомкой с темным прошлым,но я-то знаю лучше.

Я поднимаюсь и иду на кухню.

Он не глупец, тем не менее, поскольку вытер всю кровь игрязь со стула, куда клал ноги, и расставил стулья вокруг столов в центрезакусочной, подготовившись к открытию. Даже ставни открыл, и заря начинаетзаливать улицы тем сверхъестественным голубым светом, который я видела только вНью-Йорке.

— Дверь. Что ты с ней сделала?

Он стоит прямо рядом со мной.

Мысленно я представляю, как он приближается и обнимает меняза талию. К черту кровь демонов, к черту человеческую кровь — у него красивыеруки.

В любом случае это не имеет значения, потому что он здесьтолько для того, чтобы припугнуть, а не снять с меня поношенную пижаму с Винни-Пухом.

Кофемашина у нас простая. Я просто засыпаю туда зерна инажимаю кнопку. Прислоняюсь к стойке и бросаю косой взгляд на часы на стене.Шесть часов утра.

— Я ничего не делала, — говорю я, пока кофе льетсяв чашку.

Мне не нравится молчание позади меня. Чтобы нарушить его, яоткрываю холодильник и достаю лук и перец, собираясь нарезать их кубиками.Картофель к завтраку я предварительно уже обдала кипятком, и теперь он ждетсвоего часа в одной из гигантских промышленных холодильных камер, чтобы его высыпалина гриль вместе с перцем и луком.

— Я не знаю, что произошло.

Он шумно выдыхает. Мне хочется почесать шею, по которойбегут мурашки, но вместо этого я беру нож. Это действительно хороший нож, сизогнутым лезвием. Он немного великоват для того, чтобы резать кубики, но мненужно почувствовать успокаивающее прикосновение его дорогой рукоятки. Саллидала мне его в качестве прощального подарка, переезжая во Флориду, — этотнож вместе с управлением закусочной.

— Она не могла исчезнуть сама по себе, — говоритон.

— Да? Откуда ты знаешь?

Он ничего не отвечает. Это плохая штука — ничего неотвечать, это больше похоже на «Я не знаю», чем на привычное «Мои охотничьисекреты слишком ужасны для твоего понимания». Я почти чувствую удовлетворениеоттого, что он потерял одно очко, но…