«Нам с Максимкой тоже не везет, – лениво подумала Алиса, – мытоже мечтали пожариться на солнышке в январе, поваляться на пляже. Мы здесь ужетретий день, я выложила на эту поездку три тысячи долларов, почти все, чтозаработала за два месяца, а погода дрянная…»

Она поднялась со скамейки, подошла к будке.

– Извините, по-моему, пора уже выключать.

– А? – встрепенулся карусельщик.

Это был маленький, почти карлик, эмигрант из России.

Сначала Алиса и Максим удивлялись, слыша повсюду русскуюречь. Потом им объяснили, что по статистике, каждый пятый израильтянин говоритпо-русски.

– Уже двадцать минут прошло, – напомнила Алиса.

– Да ладно, – махнул он рукой, не поднимая глаз от журнала,– пусть мальчик покатается в свое удовольствие. Все равно ведь нет никого.

– Ему плохо станет. Выключите, пожалуйста.

– Как скажете, – карусельщик пожал плечами, отложил журнал,неохотно вылез из своей будки, – а может, еще на чем желаете прокатиться?«Мертвая петля», «Сумасшедший паук», «Американские горки»?

– Нет, спасибо.

Карусель наконец застыла. Алиса бросилась к кабинке, чтобыпомочь Максимке вылезти. Он был бледно-зеленый, чуть не упал, спрыгивая свысокой ступеньки. Голова у него, разумеется, кружилась, однако он отстранилмамину руку и тихо фыркнул:

– Я сам. Не маленький.

– Вы из России? Это ваш младший брат? – не унималсяамериканец.

Алиса с раздражением отметила, что, вероятно, парень слегкаперебрал, ищет приключений и теперь долго не отвяжется. Почти никого нанабережной нет, а ему охота пообщаться.

– Сын, – ответила она и, обняв пошатывающегося Максимку заплечи, направилась к выходу из парка. Американец не отставал, шел за ними.

– Что за тип? – спросил Максимка, кивнув на американца.

– Понятия не имею. Есть хочешь?

– Хочу. Но не здесь и не в отеле. Ты обещала, сегодня мыпоужинаем в том ковбойском кабачке, у площади, где бедуинский рынок. Помнишь?

– Далековато. Пойдем в отель, там полный холодильник еды.

– Ты обещала…

– Тогда давай на машине. Я промерзла насквозь, и у тебя ушиледяные. Кстати, надень, пожалуйста, капюшон.

Скрипач у ограды выводил мелодию старинного русского романса«Капризная, упрямая». Максимка вытащил маленький серебряный шекель из карманакурточки, положил в кепку у ног скрипача.

Небольшой клубный отель «Ривьера» находился на соседнейулице, в двух шагах от парка аттракционов. Проходя мимо ярко освещеннойзеркальной витрины ювелирного магазина, Алиса скосила глаза и заметила, чтоамериканец в черной куртке все еще идет следом. Он успел поймать ее взгляд взеркале и улыбнулся широкой, открытой улыбкой.

– Вы выглядите слишком молодо для такого большого сына, –произнес он громко, пытаясь заглушить шум ветра, – впрочем, вы, вероятно, самиэто знаете.

Они свернули за угол. Короткая улица была пуста. Американецсвернул за ними.

– Простите, я плохо говорю по-английски. – Алиса ускорилашаг.

У нее не было никакой охоты продолжать разговор спосторонним поддатым человеком.

– Мам, ну что ты напрягаешься? тихо спросил Максим. – Ты уменя дикая какая-то. Может, ему просто по пути, скучно и хочется поболтать?

– Я не напрягаюсь. С чего ты взял?

На самом деле она и правда никак не могла расслабиться,войти в спокойный ритм отдыха. Слишком устала, зарабатывая на этот отдых,который, кажется, не оправдывал радужных ожиданий и вложенных денег.

Алиса работала архитектором-дизайнером в крупнойроссийско-австрийской строительной фирме. Дела у фирмы шли отлично, поступализаказы на строительство и оформление всего – от огромных торговых центров испортивных комплексов до частных коттеджей. Оплата была сдельной – сколькоосилишь заказов, столько заработаешь. Для того чтобы заработать на поездку,Алиса взялась за оформление дачного особняка для стареющей эстрадной певицы. Отэтого выгодного на первый взгляд заказа отказались многие Алисины коллеги.

Певица, дама амбициозная, истеричная, сама не знала, чегохочет, и все подозревала, что получается не так шикарно, как у другой пожилойзвезды, ее давней соперницы. К тому же ее отношение к людям основывалось наодном нехитром принципе: она могла нормально общаться лишь с теми, кто незабывал восхищаться ее потрясающим голосом, неподражаемым артистизмом,божественной красотой.

Певица оказалась одним из самых сложных заказчиков за всюАлисину практику. Но и с такими надо уметь работать. Никуда не денешься. Однакоэто сильно выматывает. Хочется потом заткнуть уши ватой и целый месяц молчать.

Алиса ждала этой поездки, чтобы побыть с сыном, посмотретьновую интересную страну, в которой никогда прежде не бывала. И вот они сМаксимкой здесь уже третьи сутки. Холодно, неуютно, ледяной ветер с моря.

Раздражали жуткие цены, совершенно не соответствующие уровнюсервиса, раздражала приторная навязчивость этого сервиса. В воздухе все времячувствовалась какая-то неприятная подозрительность, напряженность. Бесчисленныевооруженные патрули, военные и полицейские – на набережной, на пляже, вгостинице, на каждом шагу. Мальчики и девочки из службы безопасности каждый развежливо просили открыть сумку перед входом в супермаркет или торговый центр.

Еще в Москве, в Шереметьево-2, перед пограничным контролем,молодая израильтянка в униформе учинила ей допрос с пристрастием.

– Простите, вы позволите мне взглянуть на свидетельство орождении вашего сына? – любезно попросила она по-русски, без всякого акцента.

Алиса вытащила свидетельство.

– Здесь у вас стоит прочерк в графе «отец», – мягкопроизнесла девушка, разглядывая документ, – вы не могли бы все-таки назватьфамилию отца ребенка?

В первый момент Алиса даже задохнулась от подобной наглости.К счастью, Максимка стоял чуть в стороне и не слышал их тихого диалога.

Алису предупреждали в турагентстве, что Израиль – особаястрана. Служба безопасности вправе задавать любые вопросы. У них есть вполнесерьезные основания. Они боятся террористов, привыкли жить под прицелом. Однакопри чем здесь личная жизнь тихой, незаметной матери-одиночки из России?

– Если бы я могла назвать фамилию отца ребенка, она была бызаписана в документе, – сквозь зубы процедила Алиса.