Мейсон протянул ей доллар. Она начала отсчитывать сдачу.

– Оставьте себе, – улыбнулся Мейсон.

– О, вы… вы так щедры.

– Это пустяки.

– Вы, вы так добры, оставив мне…

– Что такое? – не выдержал Мейсон, бросая на нее острыйвзгляд. – Разве вам не дают чаевых?

– Десять центов, пятнадцать, иногда двадцать пять, –ответила она, и внезапно ее глаза наполнились слезами.

– Эй, подождите, – сказал Мейсон. – В чем дело?

– О, простите меня. Я так расстроена, что не могу сдерживатьсебя, когда кто-нибудь добр ко мне. Становлюсь сама не своя…

– Присядьте к нам, – попросила Делла.

– Нет, нет, я потеряю работу. Мне нельзя сидеть спосетителями. Я…

Мейсон видел, как лицо девушки передернулось от страданий,из глаз потекли слезы, оставляя черные бороздки туши на щеках.

– Присядьте к нам, – сказал Мейсон.

Он встал и предложил девушке стул. Немного поколебавшись,она повернула стул так, чтобы поднос лег ей на колени, и присела к столику.

– Ну вот, – сказал Мейсон, – а теперь вам нужно пару капельбренди и…

– Нет, нет, пожалуйста. Мне никак нельзя. Пить спосетителями запрещено.

– Какие у вас неприятности? – спросил Мейсон.

Делла Стрит бросила на него предупреждающий взгляд.

– Нелады с работой? – предположил Мейсон.

– Нет, нет. С работой все в порядке. Это сугубо личное. Новремя от времени на меня находит…

Она оборвала себя и, обернувшись к Делле Стрит, с надрывомзаговорила:

– Ваш муж, возможно, не поймет меня, но вы другое дело. Выможете понять, как страдает женщина из-за своего ребенка.

– Что с вашим ребенком? – требовательно спросил Мейсон.

Она покачала головой.

– Как глупо с моей стороны выливать на вас все это. Сделайтевид, будто выбираете что-то у меня на подносе. Иначе метрдотель страшнорассердится.

Делла Стрит принялась перебирать мелкие сувениры.

– Продолжайте, – настаивал Мейсон.

– Ничего страшного не случилось. В конце концов всеустроилось. Вероятно, мой ребенок в хороших руках. Только мне хотелось бызнать! О, как бы мне хотелось это знать!

– Знать что? – спросил Мейсон.

– Где моя малышка. Понимаете, все так сложно и запутанно. Я…я японка.

– Неужели?

– Да. Это не сразу заметно, но если вы приглядитесь получше,то увидите, какие у меня глаза и скулы.

Мейсон принялся изучать ее лицо. Затем кивнул.

– Да, теперь вижу. Я обратил внимание, что в вас есть нечтоэкзотическое. Теперь мне понятно, откуда это. Ваши черты определенно имеютвосточное происхождение.

– Я только частично японка, – пояснила она. – Но вообще-то яамериканка. Точно такая же американка, как и всякая другая. Но разве остальныес этим согласятся? Как бы не так. Для них я японка, не такая, как они, пария.Но у меня был ребенок.

– Вы замужем?

– Нет.

– Продолжайте.

– Ну так вот, у меня была дочь. Но ее отец ухитрилсявыкрасть у меня малышку. Он продал ее. Когда я узнала, что ее хотят удочеритьчужие люди, я едва не лишилась рассудка. Я всеми правдами-неправдами пыталасьузнать, что с ней стало, пыталась что-то сделать, но оказалась бессильна.

– А тот человек, что забрал у вас ребенка, ее настоящийотец? – спросил Мейсон.

Она мгновение помедлила, отвела взгляд, затем сновапосмотрела Мейсону прямо в лицо.

– Нет, – призналась она. – Настоящий отец умер.

– Почему вы ничего не сделали, чтобы найти ребенка? –спросила Делла Стрит.

– А что я могла сделать? Во мне течет японская кровь, кто жестанет помогать японке, особенно если у нее нет денег. А у меня ничего нет. Ядаже не знаю, где мой ребенок, но я уверена, что ее удочерили. Этот негодяйвыдал себя за ее отца, подписал все бумаги и исчез…

– Сколько лет вашей дочери?

– Ей теперь исполнилось бы четыре года. Тогда она быласовсем еще крохой…

Пьер, метрдотель, обвел взглядом переполненный зал инеожиданно увидел продавщицу сигарет, подсевшую к столику с посетителями.

– Продавщица сигарет, – позвал он резко. – Подойдите сюда!

– О! – воскликнула она. – Мне не следовало этого делать,Пьер уже недоволен.

Она извлекла носовой платок из V-образного выреза платья безбретелек, за которым можно было утаить разве что почтовую марку, поспешновытерла глаза и привела в порядок лицо, припудрив его пуховкой из компактнойпудреницы.

– Сигареты! – выкрикнул Пьер, его голос звучал хрипло отнетерпения.

Она быстро улыбнулась Делле Стрит, коснулась руки ПерриМейсона и, слегка пожав ее, сказала:

– Временами это выбивает почву у меня из-под ног.

– Не допускайте этого, – сказала Делла Стрит. – Вам следует…

– Продавщица сигарет! Немедленно сюда! – снова потребовалПьер.

– Спасибо, что выслушали меня, – пробормотала она и,погладив Мейсона по плечу, поспешила на зов.

– Бедная девочка, – сказала Делла Стрит.

Мейсон кивнул.

– Дети стоят денег, – заметила Делла Стрит. – Я полагаю,что, сказавшись отцом ребенка и заявив, будто мать малышки умерла или сбежала,он смог отдать девочку на удочерение и получить за нее пятьсот или даже тысячудолларов.

– Японского ребенка?

– А кто мог знать, что он японский? – возразила Делла Стрит.– Вам не пришло в голову, что эта девушка японка, пока она сама не призналась.Это можно угадать лишь по ее раскосым глазам и овалу лица. Она на американкупохожа больше, чем на японку.

Мейсон снова кивнул.

– Мне кажется, на вас история не произвела большоговпечатления, – раздраженно заметила Делла Стрит. – Почему бы вам не сделатьчто-нибудь для этого ребенка, шеф? Вы могли бы найти малышку и позаботиться отом, чтобы справедливость восторжествовала.

– Для кого?

– Для матери, для ребенка.

– А с чего ты взяла, что это будет справедливо по отношениюк ребенку? Возможно, девочка попала в хорошие руки. А ее мамаша работает вночном клубе и расхаживает в таком платье, что еще чуть-чуть, и ее арестуют занарушение общественного спокойствия и…