– Да.

– Тогда валяй. Об этом ты сможешь рассказывать внукам. Нопоспеши.

Пока Лоринг все это рассматривал, Притчард обернулся кАльбертсону.

– Мне нужен аппарат Негли. Я собираюсь приоткрыть егочуть-чуть пошире. Тогда мы попробуем. Я не знаю, смогу ли я добраться до этого,но я сделаю все, что смогу.

Лестер Альбертсон, заменивший старшую медсестру, вложилсвежестерилизованный зонд в руку Притчарда. Притчард, мурлыкая про себя песенку«Бонанза», обработал разрез быстро и почти без нажима, лишь иногда посматриваяна зеркальце, закрепленное на конце зонда. Он работал, полагаясь в основном наощущения при прикосновениях. Альбертсон затем утверждал, что никогда в жизни невстречал такой изощренной хирургии действительно на кончиках пальцев.

В добавление к глазу, они нашли часть ноздрей, три ногтя идва зуба. Глаз продолжал пульсировать и пытался подмигнуть даже в ту секунду,когда Притчард начал его пунктуру с последующим вырезом. Вся операция, отначального зондирования до конечной ампутации, заняла всего двадцать семьминут. Пять кусочков ткани шлепнулись на поднос из нержавеющей стали позадираскроенной головы Тада.

– Я думаю, мы все прочистили, – наконец произнес Притчард. –Все посторонние включения тканей были, по-моему, присоединены рудиментарнымганглием. Даже если остались другие включения, у нас, я полагаю, были хорошиешансы убить их.

– Но... как объяснить, что мальчишка все еще жив? Яподразумеваю, что они были частью его самого, не так ли? – спросил в изумленииЛоринг.

Притчард указал на поднос.

– Мы обнаружили глаз, несколько зубов и ногтей в башке этогомалого, и вы считаете их частью его организма? Вы видели недостающие ногти наего пальцах? Хотите проверить?

– Но даже рак есть лишь часть собственно пациента...

– Это не был рак, – терпеливо сказал Притчард. Его рукиделали свое дело, пока он ораторствовал. – В очень многих случаях, когда матьрожает единственного ребенка, этот младенец фактически начинает существование вее чреве как двойня, друг мой. Пропорция достигает соотношения два к десяти.Что происходит с другим утробным плодом? Сильнейший поглощает слабейшего.

– Поглощает его? Вы подразумеваете, что он съедает двойника?– спросил Лоринг. Он выглядел немного бледным. – Мы говорим о внутриутробномканнибализме?

– Называйте это как хотите, но происходит оно весьма часто.Если им удастся разработать сонаграмное устройство, о котором столько болтаютна всех медицинских конференциях, мы действительно сможем узнать, как часто этослучается. Но сейчас не важно, сколь часто или редко это происходит; то, что мыувидели сегодня – это куда большая редкость. Часть двойника этого мальчикаосталась непоглощенной. Так случилось, что эти части проступили в передней долелба. Столь же легко они могли оказаться в его кишечнике, селезенке,позвоночнике, еще где-либо. Обычно единственными врачами, встречающимися счем-то аналогичным, являются патологоанатомы – это происходит при вскрытиях, –но я никогда еще не слыхал о случае, когда посторонние включения послужили быпричиной смерти пациента.

– Так что же произошло здесь? – спросил Альбертсон.

– Что-то заставило эту массу ткани, которая была, наверное,микроскопических размеров еще год назад, начать снова расти и развиваться. Часыразвития поглощенного двойника, которые остановились по крайней мере за месяцдо родов у миссис Бомонт, были снова каким-то образом заведены... и проклятаяштуковина действительно начала расти. Нет никаких секретов во всем последующем,поскольку одного внутричерепного давления было вполне достаточно для жестокихголовных болей и конвульсий у мальчика.

– Да, – сказал Лоринг очень мягко, – но почему этослучилось?

Притчард лишь покачал головой.

– Если мне удастся попрактиковаться не только в гольфе вближайшие тридцать лет, вы можете тогда задать мне этот же вопрос. Возможно, ктому времени у меня будет ответ. Все, что я знаю сейчас, это то, что я вырезалочень необычный и очень редкий вид опухоли. Доброкачественной опухоли. И воизбежание сложностей, я полагаю, это все, что нужно знать родителям. Отецмалого мало чем отличается от китайского болвана. Я не представляю, как мнеудалось бы объяснить ему, что я сделал аборт его 11-летнему сынишке. Лес, недадим ему никаких поводов для раздумий.

И после некоторого размышления, он обратился ласково кстаршей медсестре:

– Я хочу уволить эту глупую телку, которая удрала отсюда.Сделайте пометку, пожалуйста.

– Да, доктор.

Тад Бомонт покинул госпиталь через девять дней послеоперации. Левая половина его тела была очень слаба еще целых шесть месяцев, ииногда, когда Тад особенно уставал, он видел странные редкие мигающие вспышкисвета перед глазами.

Мать купила в подарок Таду старую 32-клавишную пишущуюмашинку «Ремингтон», и эти вспышки появлялись у него незадолго до сна, припопытках наилучшим образом выразить какую-то мысль или наметить развитие сюжетарассказа, над которым он трудился. Со временем эти явления также исчезли.

Тот ужасный и ни на что не похожий звук – писк целойэскадрильи воробьев – больше никогда не напоминал ему о себе после операции.

Он продолжал писать, приобретая уверенность и оттачиваястиль, и продал свой первый рассказ журналу «Америкэн тин» через шесть летпосле начала своей настоящей жизни.

Родители, да и сам Тад, знали, что осенью у него былавырезана незлокачественная опухоль из верхней доли лба. Когда он вспоминал обэтом, он думал только о том, что чрезвычайно счастливо отделался.

Мэшин медленно и тщательно расправил ножницы своими длиннымии сильными пальцами.

– Держи его голову, Джек, – сказал он человеку позадиХолстеда. – Держи ее крепче, пожалуйста.

Холстед увидел, что собирается делать Мэшин и начал вопить,в то время как Джек Рэнгли сжал свои сильные руки вокруг его головы, сделав еенеподвижной. Вопли заполняли заброшенный склад и отдавались в нем гулким эхом.Пустое пространство служило естественным усилителем звука. Холстед звучал какоперный певец-премьер на вечернем представлении.

– Я вернулся, – сказал Мэшин. Холстед крепко зажмурил своиглаза, но это не помогло. Маленькое стальное лезвие без особых усилий вспороловеко его левого глаза и прорезало глазное яблоко с омерзительным треском.Кровавая вязкая жидкость начала быстро сочиться.

– Я вернулся от мертвых, и ты, кажется, совсем не рад менявидеть, ты, неблагодарный сукин сын.