– Точно. Пресмыкающимся.

– По-моему, я впервые в жизни слышу этот научный термин.

– Я увидела его на коробке с видеокассетой, когда ходила вугловой магазин. Фильм ужасов назывался «Пресмыкающиеся». И я подумала:«Чудесно. Кто-то догадался снять фильм о Фредерике Клоусоне и его семейке. Незабыть бы рассказать об этом Таду». Но забывала сделать это раньше.

– Так ты считаешь, что здесь все о'кей?

– В самом деле, все о'кей, – ответила она.

Она указала рукой с мокрой салфеткой сперва на Тада, затемна открытый журнал.

– Тад, ты урвал свой кусок мяса с этого. Люди получили свойкусок тоже. А Фредерик Клоусон получил кусок дерьма... но это единственное, чтоон заслужил.

– Спасибо, – произнес он.

Она пожала плечами.

– Будь уверен. Ты иногда слишком терзаешь себя, Тад.

– Это беспокоит тебя?

– Да, все беспокоит... Уильям, ты сейчас у меня доиграешься!Тад, если бы ты помог мне сейчас немножко...

Тад закрыл журнал и понес Уильяма в детскую следом за Лиз,которая несла Уэнди. Засыпающий ребенок был теплым и приятно отяжелевшим, егоруки обвились вокруг шеи Тада, а сам Уильям еще пытался таращиться на мир сосвоим обычным интересом ко всему вокруг себя. Лиз уложила Уэнди на однуполовину стола для пеленания младенцев, Тад сделал то же самое с Уильямом надругой стороне. Лиз успела чуть раньше управиться с Уэнди.

– Значит, – сказал Тад, – мы должны закончить всю этуисторию с «Пипл»? Верно?

– Да, – ответила она и улыбнулась. Что-то в этой улыбкепоказалось Таду не совсем искренним, но он помнил свой собственный ненормальныйсмех и решил ничего не уточнять. Иногда он был совсем не уверен в правильностинекоторых мыслей и поступков – это было своего рода умственным аналогом егофизической неуклюжести – и тогда полагался во всем на Лиз. Она редко упрекалаего в нерешительности, но он видел печать усталости в ее глазах, когда заходилслишком далеко в самокопании. Что она могла сказать? Ты слишком терзаешь себя,Тад.

Он тщательно запеленал Уилла и закрепил страховочную лямкуна животе ребенка, поскольку еще во время этих операций Уилл делал все возможноечтобы скатиться со стола и покончить жизнь самоубийством.

– Буггууа! – завопил Уилл.

– Да, – согласился Тад.

– Диввии, – провозгласила Уэнди.

Тад согласно кивнул:

– Это тоже очень верно.

– Хорошо, что он умер, – вдруг сказала Лиз.

Тад взглянул на нее. Он задумался на секунду, затем кивнул.Не было необходимости уточнять, кто был он, они оба это знали.

– Да.

– Мне он никогда не нравился.

– Это ведь почти относится к твоему мужу, – готов былответить Тад, но не стал. Здесь ведь нет ничего странного и обидного, посколькуЛиз говорит не о нем. Не только методы письма Джорджа Старка существенноотличали его от Тада.

– Мне тоже, дорогая, – сказал он. – Что у нас на ужин?

Этой ночью Тад увидел кошмарный сон. Он проснулся почти вслезах и дрожа, как щенок, застигнутый грозой. Он повстречался во сне сДжорджем Старком, причем последний был теперь агентом по продаже недвижимости,а не писателем, который всегда стоял позади Тада, воплощаясь лишь в голос и втень.

Автобиография Старка для «Дарвин пресс», которую Тад написалнезадолго до написания «Голубых из Оксфорда», второго по счету шедевра ДжорджаСтарка, утверждала, что Старк управлял грузовым пикапом марки «Дженерал моторс»1967 года выпуска. Этот грузовичок должен был быть выкрашенным в весенниесветлые цвета. Во сне, однако, они неслись в мрачно-черном «Торнадо», и Тадпонимал, что пикапом здесь и не пахнет. Это был турбореактивный катафалк.

«Торнадо» был окрашен целиком в черное и никак не напоминалавтомобиль агента по продаже недвижимости. Тад все смотрел на него через плечо,пока они шли к дому Старка, который почему-то хотел показать его Бомонту. Онподумал, что ему придется увидеть Старка в доме, и какой-то ужас заполнилсердце Тада. Но сейчас Старк стоял как раз за плечом Тада (хотя он никак не могвзять в толк, откуда Старк прошмыгнул туда столь быстро и бесшумно). Тад могвидеть только автомобиль, этого черного тарантула, ослепительно сверкающего всолнечном свете. На заднем бампере была наклейка. «МОДНЫЙ СУКИН СЫН» – гласилаона. Слова были окаймлены слева и справа черепом и двумя скрещенными когтями.

Дом, в который Старк привел Тада, был на самом деле егодомом – не тем главным, зимним домом в Ладлоу, неподалеку от университета, алетним домиком в Кастл Роке. Позади здания открывался пейзаж зимнего озера, иТад отчетливо слышал потрескивание ледяных волн, набегающих на берег. Завходной калиткой висела небольшая табличка с объявлением «ПРОДАЕТСЯ».

– Отличный домик, не так ли? – Старк почти прошептал этоиз-за спины Тада. Его голос был столь ласков, что напоминал урчаниеизбалованного домашнего кота.

– Это мой дом, – ответил Тад.

– Ты не прав. Хозяин этого дома мертв. Он убил жену и детей,а затем и самого себя. Он вытащил затычку. Только и всего – и привет родителям.Он имел эту затычку в самом себе. Но тебе не следует столь тяжело все этопереживать. Ты мог бы сказать, что это было чертовски приятно.

– Разве это смешно? – собирался Тад спросить Старка, и емуказалось особенно важным показать собеседнику, что он ничуть не боится его.Причина была в том, что Тад был объят ужасом. Но еще до того, как он сумелнайти слова для вопроса, огромная рука, которая, казалось, была лишена ясныхочертаний (хотя это было и трудно наверняка утверждать из-за тени от большойпальмы, падавшей на собеседников), протянулась через плечо Тада и покачаласвязкой ключей перед его носом.

Ключи не позванивали. Если бы это было так, он бы что-нибудьвымолвил, может быть, даже отодвинул бы эти проклятые ключи от лица, чтобыпоказать, как мало на него действует этот страшный человек, упорно держащийсяза его спиной. Но рука придвигала ключи вплотную к его лицу. Тад был вынужденсхватить связку, грозившую разбить его нос.

Он вставил один из ключей в замок наружной двери из гладкоотполированного дуба, снабженной крохотным медным дверным молотком, оченьпохожим на маленькую птичку. Ключ повернулся легко, и это было странно,поскольку он был вовсе не дверным ключом, а ключом от пишущей машинки надлинном стальном пруте. Все прочие ключи в связке оказались отмычками, которымипользуются взломщики.