Потом – шторы. На третий день ее проживания в особняке АллаДмитриевна застала Наташу, когда та ощупывала шторы в гостиной, и недоуменнопоинтересовалась, что случилось. Наташа залилась краской и что-то промямлила вответ, потому что не могла признаться, что никогда раньше не видела такой ткани– тяжелой, плотной, бархатистой на ощупь, с нежными золотистыми разводами назеленоватом фоне. Больше всего Наташе хотелось отрезать кусок и сшить из негоюбку, но по понятным причинам сделать этого она не могла.

Садиться на безумно дорогие кресла, словно кричащие о себе«Мы дорогие!», ей было страшновато первую неделю, потом она потихонечкупривыкла, но пускать Тимофея ползать по бежевому ковру, теплой ласковой волнойложащемуся под ноги, она не могла, пока ее не отчитал Эдик. А еще – ванныекомнаты, туалеты, какие-то неизвестные столовые приборы, милые безделушки повсему особняку… Слишком много денег было вложено в этот дом, и результатполностью себя оправдал. Но Наташа продолжала воспринимать себя совершенноинородным телом, случайно попавшим на праздник жизни, на который она не имеланикакого права.

Наташе вспомнилось, как три года назад она повезлагодовалого Тимошу на Новый год к родителям (потом, кстати, твердо решила большене возить). К Новому году отец с матерью относились не то чтобы равнодушно, нокак-то… спокойно, и все Наташины восторги по поводу приближающегося праздникаохлаждали напоминанием о том, как трудно им всем живется и что наступающий годничего в ситуации не изменит. Последнее время даже искусственную елку они не ставили,не говоря уж о настоящей.

Но сейчас в доме Евгении Генриховны Гольц стояла елка. И ещекакая! Привезенная откуда-то из Канады, настоящая буржуйская елка, какие бываюттолько в мультфильмах. Во всяком случае Наташа раньше таких не видела.Пушистая, как персидская кошка, и резко пахнущая так, как обычно пахнут толькоелки с мороза, а ведь Евгения Генриховна распорядилась поставить ее еще три дняназад. И Мальчик Жора пыхтел, сначала устанавливая ее, а потом выбираяукрашения и развешивая их по разлапистым ветвям. Тимошка вертелся у него подногами, всячески мешая, а потом еще и разорвал журнал Игоря Сергеевича,сидевшего в кресле и наблюдавшего за Жориными страданиями. Наташа подозревала,что Игорь Сергеевич с трудом сдерживался, чтобы не рявкнуть на Тимошку. Чтобыотвлечь сына и самой заняться делом, она стала помогать Мальчику Жоре, дажесходила в магазин и купила небьющиеся шарики. Втроем они украсили ель сверхудонизу, а на верхушку водрузили огромную причудливую сосульку, синюю сперламутровым отливом, которую Наташа с Тимом присмотрели в магазине.

А вечером вернулась Евгения Генриховна, окинула взглядомпластиковые красные шары, распорядилась заменить их на стеклянные и больше«подобным непотребством не заниматься». Наташа попыталась возразить, что Тимаможет разбить дорогую игрушку и пораниться, и незамедлительно получила отпор.

– Вы, Наташа, приучайте ребенка с детства вести себятак, чтобы он знал, что можно делать и чего нельзя. В конце концов, ему ужепочти четыре года, и он прекрасно поймет, если вы, конечно, объясните, что шарыбрать не нужно. – Евгения Генриховна говорила, слегка отвернувшись отНаташи, чуть рассеянно. – И, пожалуйста, предоставьте украшение елки ОльгеСтепановне.

Когда вечером Наташа спустилась встретить Эдика, в зале стояласовершенно другая елка. Большие синие шары покачивались под тонкими ручейкамисеребристого дождя, отсвечивая таким глубоким, насыщенным цветом, что Наташаостановилась, как зачарованная. Елка получилась под стать самой хозяйке дома –красивая, стильная, дорогая. То, что придумали Наташа с Мальчиком Жорой, былокуда проще и банальнее.

Перед сном она не удержалась и пожаловалась мужу, нопонимания не нашла.

– Милая, – мягко сказал Эдик, – для мамывидеть на елке пластиковые шарики – просто оскорбление всех ее чувств. Я нехочу тебя обидеть, но для нее они дешевка. Понимаешь? А синие шары остались ещеот дедушки. Знаешь, когда я был маленький, мама мне рассказывала про них. Ихвешали на елку каждый год в течение многих лет, что бы ни происходило. Даже когдапришло извещение, что дедушка умер в тюрьме – в конце декабря, под самый Новыйгод, – мама с бабушкой достали синие шары и развесили, как обычно. Ихникто из всей семьи не понял, ни дядя Игорь, ни бабушка Клава. А я понимаю.Мама объясняла, что это как-то помогло им пережить все, что происходило, и неплакать. Кстати, дядя Игорь всю жизнь твердит, что эти шарики перебьют, ониведь стеклянные. Так вот, из тридцати штук разбилось только два, да и топотому, что Элинка маленькая, сестренка, полезла за коробкой без разрешения иуронила ее.

– Эдик, но ведь сейчас ребенок в доме, он же ничего непонимает.

– Он вполне способен понять, что игрушки с елки сниматьнельзя, – спокойно, но твердо ответил муж. – В крайнем случае, мыпросто перевесим их повыше.

Наташа вспомнила слова Евгении Генриховны и тольковздохнула.

Как ни странно, но Тимоша и впрямь прекрасно усвоил, чтонельзя хватать шарики с елки. Да ему хватало и других развлечений: весь дом былобвешан игрушками, по перилам лестницы, ведущей на второй этаж, вилась зеленоймохнатой змеей гирлянда, а под вечер начиналась целая иллюминация. В холлестоял Дед Мороз величиной с самого Тимошу, с большим красным мешком за спиной,и время от времени начинал помахивать рукой под музыку «Джингл Беллз»,раздающуюся из его бочкообразного живота. В общем, Тимоше было не до шариков, иНаташа на время успокоилась. Хотя в голове все равно крутилась мысль: наскольковсе было бы проще, если бы они жили отдельно.

Для Наташи стало неприятным сюрпризом, что Эдик собираетсяпоселить ее в доме у своей мамы. При том, сколько он зарабатывал в своем банке,они могли бы если уж не купить, то, по крайней мере, снять хорошую квартиру. НоЭдик провел большую воспитательную работу, и в результате Наташе стало ясно:если она хочет выйти за него замуж, ей придется смириться с мыслью, что своегожилья у них не будет. Во всяком случае, в ближайшее время.

– Милая моя, – уговаривал ее Эдик, – мамапережила так много трагедий в своей жизни! Неужели я оставлю ее одну?

– Эдик, тебе тридцать шесть лет, – осторожновозражала Наташа. – Все сыновья рано или поздно уходят из дома. Я думаю,что твоя мама к этому вполне готова.

– В том-то и дело, что нет. Не забывай, мы всю жизньжили в нашем коттедже одной большой семьей, и мама абсолютно уверена, что,когда я женюсь, ничего не изменится. Только новая женщина появится в нашемдоме, вот и все. Более того, для этой женщины, то есть для тебя, много летназад была отведена большая комната на втором этаже. Ее ничем не занимали, онастоит свободная. Поэтому я не могу даже представить, как бы я сообщил маме отом, что стану жить отдельно. А потом, видишь ли, какое дело… – Эдик насекунду задумался. – Откровенно говоря, я не вижу никаких причинпереезжать из дома, где я прожил всю свою жизнь. Он достаточно большой, местахватит на всех. А для меня с ним связаны не только воспоминания, но и все, всущности, что у меня есть. Ведь у меня есть только дом и работа. А теперь еще иты.