Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Перехватило дыхание. Предательски замерло, а потом заколотилось, как сумасшедшее, несчастное сердце…
Я и не помнила, когда он целовал меня так в последний раз…И целовал ли так вообще? Требовательно, жадно, всепоглощающе…
Прежде, чем я успела понять, что мне с этим делать, дверь кухни внезапно распахнулась, заставляя нас испуганно отскочить друг от друга…
На пороге стоял Рома, за его спиной - перепуганная мама, которая за ним присматривала…
Сердце ухнуло вниз, когда я заметила, что глаза сына блестят от гнева и слез, а кулачки беспомощно сжимаются…
- Что случило… - начала было я, но Рома вдруг резко выкрикнул:
- Ненавижу вас! Ненавижу! Вруны, чертовы вруны!
Глава 29
Сердце ухнуло вниз, внутренности обдало холодом. Я безошибочно поняла, что случилось что-то страшное. Непоправимое. Чудовищное…
Первым порывом, конечно же, было обнять сына, укрыть своими руками от беды, какой бы она ни была. Но едва мне стоило притянуть к себе Рому, как он принялся яростно, с дикой силой, которой в нем не было прежде, вырываться. Он пинался, царапался, кричал, а я с ужасом понимала, что ничего не могу сделать… Что просто не знаю, что делать.
- Ненавижу! Ненавижу!
Каждая буква входила в сердце ударом ножа. Я перевела растерянный взгляд на маму, которая смотрела на внука с таким же ужасом…
- Я не знаю, что стряслось, - забормотала она, уловив мой немой вопрос. - Я в комнату зашла - он сидит, в стену смотрит… я к нему и так, и сяк - а он все молчит… А потом вдруг как подскочил, как понесся сюда…
Я невольно оглянулась на Якова. Он стоял, тоже бледный и перепуганный, но в его глазах застыло что-то еще… Какая-то пугающая догадка.
Он шагнул к сыну, твердо взял его за плечи, не позволяя вырваться, но голос его звучал мягко, когда он спросил:
- Тебе баба Лена что-то сказала?
Рома вновь задрожал, забился в его руках, но Яков не пускал. И тогда сын закричал:
- Она мне все сказала! Что ты маму не любишь! Что вы даже не женаты! И что мы тебе - никто!
Я окаменела от ужаса, сознавая весь масштаб произошедшего. Всю глубину травмы, которую нанесли моему ребенку…
А я это допустила. Допустила!
И не только я одна.
Едва сознавая, что делаю, я размахнулась и ударила Якова по лицу. Он вздрогнул, дернулся, непонимающе на меня уставился…
- Я просила увести ее прочь, а ты!..
Дыхание оборвалось, легкие сковало тисками боли…
- Ты пустил ее к моему ребенку, позволил ей наговорить ему такие вещи!
Яков стал еще бледнее, хотя это казалось невозможным. Очевидно, он был напуган и шокирован ничуть не меньше меня. Но мне было плевать. Я даже знать не хотела, как все это вышло - имело значение только то, что творилось с моим сыном…
- Нашему ребенку, - донеслось до меня негромко.
- Моему, - перебила зло. - Потому что больше ты его никогда не увидишь!
Я опустилась перед Ромой на колени, прижала его к себе, несмотря на сопротивление, начала говорить какие-то ласковые, порой даже глупые вещи - все, что приходило на ум - и говорила до тех пор, пока он не затих в моих объятиях…
Поднявшись на ноги, я посмотрела на маму и проговорила:
- Мам, помоги мне собрать вещи…
Яков кинулся нам наперерез, с отчаянием, которого я никогда не видела в нем раньше… И которое никак не трогало меня сейчас.
- Карина, подожди…
Кажется, он и сам не знал, что сказать, какие подобрать слова… Лишь смотрел на меня, и глаза его умоляли, умирали, кричали - вместо губ…
Рома вновь дернулся в моих объятиях, словно не в силах все это выносить. Вырвался, стремясь убежать, но не успел…
Тонкая, как веточка, хрупкая девичья рука перехватила его за локоть. Я пораженно наблюдала, как сын замер от неожиданности, не решаясь скинуть с себя это касание, и как Олеся говорит ему своим мягким, но таким магнетическим голосом:
- Пойдем отсюда. Пойдем, я тебе почитаю…
На удивление, сын не сопротивлялся. Я вдруг поняла, что мне самой стало спокойнее от того, что Олеся пришла на помощь в этот момент. Что увела Рому подальше от сцены, которая могла сломать его окончательно.
- Мамуль, иди, начинай собираться… - проговорила я.
Мама послушалась молча, что было для нее невиданной вещью. Я же подняла глаза на Якова, так и стоявшего напротив меня, преграждая путь, и безэмоционально отчеканила:
- Я тебя ненавижу.
Он открыл рот, словно желая что-то сказать, но смог лишь сделать жадный, дрожащий вдох…
- Если до этого момента у меня еще были какие-то иллюзии на твой счет, то теперь - все кончено, - добавила, ощущая, как по душе растекается пустота. - Я никогда тебе не прощу то, что случилось с Ромой. И себе не прощу тоже. Можете радоваться со своей законной - мы уходим. Ты сделал все для того, чтобы нас потерять - и у тебя прекрасно получилось. И отныне мне насрать, что ты собирался делать с квартирой, а что нет. Я затаскаю тебя по судам, чтобы вернуть свое, а после… ты нас больше никогда не увидишь.
Я подняла руку и с силой оттолкнула его прочь, чтобы освободить проход. Но Яков вдруг вцепился в меня мертвой хваткой, точно утопающий…
- Я не хочу, чтобы вы уходили…
Это прозвучало жалобно, почти что жалко. Но совершенно было не способно пробить ту корку льда, которой покрылось мое сердце.
- На то, чего ты там хочешь или нет, мне тоже глубоко насрать, - отозвалась безразлично и стряхнув с себя его руки, как нечто мерзкое и отвратительное, пошла собирать вещи.
Кидала в чемоданы практически все подряд - главным сейчас было просто уйти отсюда. Просто увести сына из дома, который больше не был для него безопасен…
Двадцатью минутами позже я вытащила вещи в прихожую. Вернувшись в гостиную, увидела картину того, как Олеся держит в руках книгу, которую я ей дала, и читает вслух Роме…
И никогда и никого еще он, кажется, не слушал так внимательно.
Уловив движение в углу, я заметила в тени Ингу - женщину, которая сломала всю мою жизнь…
Нет, не так. Глупо было обвинять ее
