унестись потоками ветра в разные стороны. Что пространство ее мечты остается обособленным, нетронутым, надежно отгороженным от жизни Виталика.

Вместе они ходили на крытый каток, в канареечно-желтую пиццерию возле Сашиного дома, в недавно открывшийся боулинг-центр. Заглянули в Тушинский драматический театр – правда, всего на полспектакля, ушли в перерыве, поскольку Виталик заявил, что «эти современные постановки» слишком шокируют его тонкую душу. Гуляли по Центральному парку – апрельскому, оттаявшему, покрытому влажными прожилками глинистой грязи; ели наперегонки невозможно острые чебуреки, купленные у вокзала. Как-то раз забрели в парк развлечений со ржавыми скрипучими аттракционами – по инициативе Виталика, решившего «вспомнить отрочество».

– Даже лучше, что теперь все ржавое и ненадежное: так больше экстрима, – уговаривал он Сашу покружиться на маленькой карусели с желто-серыми лебедями.

Летом ездили за город, в Сердечное, катались на велосипедах по проселочным дорогам, вдоль соснового леса, глубоко дышащего смолой и нагретой на солнце хвоей. Купались в холодной неторопливой речке и потом долго лежали на берегу, глядя в высокий сияющий день, в ярко-синее небо с редкими жирными кляксами белизны.

Виталик приглашал ее к себе, в свою слегка хаотичную холостяцкую квартиру, пахнущую одновременно кремом для бритья, сигаретным дымом, сырными чипсами и освежителем воздуха «Океанский бриз». Готовил свои фирменные стейки, которые они потом ели на балконе, запивая очень терпким красным вином.

– Мне совсем чуть-чуть, полбокала, – неизменно говорила Саша.

И Виталик в ответ каждый раз шутил – глупо, но не раздражающе: доставал с антресолей пятилитровый хрустальный бокал, подаренный ему на прошлой работе «одной назойливой поклонницей».

Саше нравились его плотный пряный запах, смешанный с парфюмом; зеленоватая свежесть глаз, бездонная улыбчивая эфирность. Нравилось чувствовать его близкое присутствие, разливающее в животе тягучую сиропную сладость. Тесно сплетенный телесный жар, впитывающий в себя пространство. С Виталиком можно было ненадолго отвлечься от серой тушинской реальности, поставить ожидание анимийского будущего на паузу.

На работе они свои отношения не демонстрировали. Старались не пересекаться быстрыми обжигающими взглядами, держаться друг от друга на прохладном, офисно-рутинном расстоянии. Так попросила Саша.

– И правильно, зачем расстраивать коллег, – согласился Виталик. – Они женщины добрые, заслуживают капельку надежды на то, что когда-нибудь завоюют мое сердце.

И все же их взаимное влечение не осталось незамеченным Любой. Не ускользнуло от ее цепкого нутряного чутья.

– Ну скажи честно, ведь есть же что-то между вами? – допытывалась она, подсаживаясь к Сашиному столу. Закидывала ногу на ногу, выставляя крутое бедро, туго натянувшее бархатистую юбочную ткань, и круглое розовое колено. Говорила лукавым, заговорщическим тоном, выжидательно задерживая дыхание где-то в районе солнечного сплетения.

Саша вяло усмехалась, качала головой, переводила взгляд на монитор. И Люба смотрела на нее с долгим ироничным прищуром, будто давая понять, что никакие отпирательства не смогут разбавить сомнениями ее глубокую концентрированную убежденность.

Друзьям – и тем более родственникам – Виталик Сашу не представлял. Не приглашал на территорию своей долгосрочной, фундаментальной жизни. И Саша собиралась поступить так же, однако с Соней все-таки пришлось его познакомить: та, узнав о появлении у подруги «ухажера» с работы, как-то вечером встретила их у выхода из офиса. Ненароком.

– А я иду Темку, младшего своего, забирать с плавания и вот решила заскочить, раз уж практически по пути, – объяснила она свое присутствие, с простодушным любопытством разглядывая Виталика, представленного Сашиным «айти-коллегой».

– И правильно, заскакивайте почаще, – невозмутимо ясным голосом ответил Виталик. – И меня в следующий раз вместе с Темкой на плавание отведите. А то я, бедняжка, сижу целый день за компьютером, спина уже побаливать начала. В моем-то юном возрасте.

Соня бодро кивала, обещала узнать у тренера о наличии места в группе для подрастающих.

– Ну и чего скрывала его от меня? – сказала она потом Саше, заявившись в гости с коробкой нестерпимо химических бананово-ликерных конфет. – Я уж подумала, может, урод какой-нибудь, ну или там странный. А тут такой красавчик. Тебе, наверное, на работе все завидуют.

– На работе не знают, – пожала Саша плечами, обреченно выкладывая конфеты в вазочку.

– Ну как не знают, вы же вместе вечером выходите. Чуть ли не за ручку. А скоро небось съедетесь, будете еще и утром вместе приходить. А там и свадьба не за горами, придется коллегам сообщить.

Саша с досадой подумала, что Соня после трех родов не только расширилась внешне, округлившись в румяное безмятежное солнце с детских рисунков, но и сузилась внутренне. Сжалась сознанием, полностью утопленным в домашних делах. Иначе как можно было предположить, что Саша, которую она знает столько лет, решит связать свою жизнь с воздушно-легким, весенним и абсолютно мимолетным Виталиком? Неужели Соне непонятно, что они никогда, ни при каких обстоятельствах не будут жить вместе? Что их беззаботные, невесомо скользящие отношения никогда не перерастут в супружеские, не скрепятся громоздким общим бытом, а однажды просто безболезненно рассеются, растворятся в потоке повседневности?

И конечно, так и произошло. С октября – после того как Саша уволилась с работы – их встречи стали более короткими, поверхностно-отстраненными. Виталик стал все чаще смотреть в телефон, отправлять кому-то неотложные деловые сообщения. Все реже звать Сашу в свое одиночное, пропитанное холостяцкой непринужденностью жилье. Его улыбка с каждой неделей становилась все более рассеянной, механичной, все менее глубинно-сущностной. Словно невидимые чувственные тропинки между ним и Сашей постепенно начали зарастать высокой травой. А к зиме как будто заросли полностью и покрылись плотным непроходимым снегом. И отношения, достигнув логического конца, атрофировались, отмерли естественным образом – без долгих мучительных объяснений. Все было и так понятно: в середине декабря, проходя мимо кафе-кондитерской «Сладкая лужайка», Саша увидела за стеклом Виталика в компании Любы. Та смеялась, слегка запрокидывая голову, задорно вонзала вилку в огромный бесформенный кусок шоколадного торта. С легкостью разламывала его на половины, разрушала, словно неудавшийся замок из песка.

Саша совсем не расстроилась, узнав, что ее променяли на бывшую коллегу – болтливую, назойливую, весьма легкодумную. Не почувствовала за ребрами ни единого копошащегося слепого червячка. С октября все ее мысли были заняты новым периодом жизни, приоткрывшим наконец-то дверь в многолетнюю выстраданную мечту.

С октября Саша снова стала студенткой.

В Тушинске, при компании Frux-Travel (международном туроператоре с логотипом в виде райского яблока и слоганом «Все уголки земного рая»), открылись курсы, дарящие своим выпускникам очень крепкую, осязаемую возможность работать гидами в далеких солнечных городах. В том числе и в Анимии. Полгода обучения – и Саша наконец могла получить шанс отправиться навстречу затаенному глубоко внутри, пульсирующему счастью; навстречу самой себе.

О курсах она узнала случайно. Субботним сентябрьским вечером Саша возвращалась домой