ходи, студентик. С такими длинными волосами тебя кто-нибудь может принять за одного из этих любителей природы и пристрелить. Сколько нынче дают за любителей природы, Рич? Двадцать пять баксов?

– Что-то вроде того, – кивнул Рич.

– Раньше за пуму давали пятьдесят. Но их теперь немного осталось. – Ларк сощурился. – Пустынная дорога вроде этой может быть опасна. Лучше бы тебе держаться подальше.

– Буду иметь в виду. – Дэниел отсалютовал на прощание и скрылся в кустах. Ларк проводил его взглядом.

– Как думаешь, что он тут делает? – спросил он.

– Кто знает. – Рич потер плечо, готовясь поехать домой.

– Повезло, что он натолкнулся на нас, а не на кого-нибудь похуже.

Юджин в тот раз погнался за хиппи с бейсбольной битой. Точно проломил бы кому-нибудь голову, не вмешайся Харви. Рич выжал сцепление.

– Погоди. – Ларк наклонился, заглянул ему в глаза. – Сколько с тебя взял Мюллер?

– Двести пятьдесят.

Ларк втянул воздух сквозь стиснутые зубы.

– Благодаря тебе старик будет пользоваться огромным спросом у шлюх в солнечном Сан-Диего. – Дерево 24-7 светилось золотисто-оранжевым светом, на его кроне плясали последние солнечные лучи. – Только посмотри на него? Сколько в ней сейчас? Двадцать восемь и пять?

– Тридцать с мелочью. С тех пор, как этому хребту дали название, прошло сто лет.

– Рич Гундерсен. Решил поставить на самого себя. Твой отец был бы чертовски горд. – Ларк дважды стукнул по приборной панели – словно мула подгонял. – Пора бы одному из вас, Гундерсенов, заработать побольше, чем на две вязанки дров.

Коллин сидела под лампой-кроликом и шила, когда Рич вернулся домой.

– Ты где был? – спросила она.

– Помогал Ларку с дорожными знаками. – Он опустил ключи в деревянную миску.

– Ужин в духовке.

– Где Карпик? – поинтересовался он, снимая ботинки. Коллин бросила на него взгляд поверх очков.

– Спит. Уже девять вечера.

Рич прошаркал на кухню, достал тарелку. Мясной рулет с печеной картошкой – все как он любит. Он услышал, как Коллин вышла на улицу, в темноте вспыхнул свет фонаря. Через минуту хлопнула дверь пикапа. Коллин вернулась в дом, с шумом закрыв за собой входную дверь.

– Пришли новые страховые карточки, – сообщила она. – Одну я положила тебе в бардачок. – Она гневно выдохнула через ноздри. – Ты ничего мне не хочешь сказать?

Рич подумал о бумагах, о ключе от почтового ящика, спрятанного в потайном отделении. Как ему это все объяснить? Как рассказать ей про будущее, о котором он мечтал?

– Коллин.

– Что «Коллин»? – Она ходила взад-вперед по ковру гостиной, не снимая ботинок. – Это что?

Рич поймал упаковку презервативов, которую она ему бросила, и прочистил горло, скрывая облегчение. Она не злилась на него за то, что он опустошил их сбержения, связал их кредитом, который, возможно, никогда не сможет выплатить, рисковал своим и ее будущим. Нет, она злилась из-за упаковки резинок, которую он забыл принести в дом.

Он бросил презервативы на кухонный стол рядом с тарелкой.

– Не клади их сюда, – потребовала она, скрестив руки.

Рич не знал, сколько еще он сможет себя сдерживать. Все его тело жаждало ее прикосновений. Но он не хотел снова подвергать ее таким испытанием. Ни в коем случае. Никогда.

Он провел пальцем по краю тарелки.

– Еще одного раза я не вынесу.

– Ах, ты не вынесешь? – Она протопала по коридору, хлопнула дверью ванной.

Рич ел под шум воды, льющейся по другую сторону стены. Когда Коллин закончила, он принял душ. Она уже лежала в кровати, когда он вошел в спальню и бросил презервативы в прикроватную тумбочку.

Она лежала на боку, отвернувшись. Рич-то надеялся, что она будет лежать на спине. Он лег в постель, погладил ее шею, лопатки, почувствовал, как напряглось ее тело, ощутил запах гераниевого лосьона. Теперь он мог сказать: я рискнул, я очень сильно рискнул. Он даже почти это сказал.

Он хотел притянуть ее к себе, но остановился. Он никогда не смог бы забыть, как стоял в одиночестве у дверей «неотложки» после того, как срочно отвез ее в больницу, и линолеум под ногами был весь испятнан кровью. Оставшись один, беспомощный, в холодном коридоре, он торговался, он обещал, он клялся. Никогда больше.

Рич поднял руку и выключил лампу.

Они лежали неподвижно, разделенные двенадцатью дюймами темноты.

2 сентября

Коллин

– Я хочу еще одного ребенка, – сказала Коллин, ставя на стол завтрак. Она не спала полночи, все думала об этом. – Почему мы не можем хотя бы это обсудить?

Рич принялся ковыряться вилкой в яичнице. Она скрестила на груди руки.

– Если бы ты просто пришел домой вовремя, может быть…

– Господи, Коллин. Мы это уже проходили. Это не имело никакого значения.

– Откуда ты знаешь?

– Я ничего не мог поделать. – Рич опустил вилку. – Даже если бы ты вызвала «скорую помощь», никто и ничего не мог поделать.

На глаза Коллин навернулись слезы.

– Почему мы не можем просто попытаться еще раз?

На лицо Рича набежала тень: выражение, которое она не смогла прочитать.

– Ты нужна Карпику, – сказал он.

Коллин ждала, что он скажет что-нибудь еще. Скажет: «Ты нужна мне». Когда он этого не сделал, она пулей вылетела из кухни и забралась обратно в постель. Она понимала, что ведет себя по-детски, но продолжала упрямо лежать, пока Рич мыл на кухне посуду. Когда он вышел в коридор, чтобы попрощаться, Коллин притворилась, что снова заснула – а затем и правда заснула вскоре после его ухода. Через час она проснулась от боли в животе. Между ног медленно сочилась кровь, в воздухе повис тошнотворно-сладкий металлический запах. Ее тело, как и каждый месяц до этого, спрашивало: «Что, хочешь еще одного ребенка?»

Коллин почистила зубы, помочилась, уставилась на окровавленную салфетку.

– Мама? – позвал Карпик. Она потянулась к ручке и спустила воду.

После завтрака она ожесточенно воткнула лопату в грядку с горохом. «Я могу родить еще одного ребенка», – подумала она и принялась выдергивать побеги ежевики за корни. Скаут с лаем подбежал к краю двора.

– Скаут, – позвала Коллин, но пес не сдвинулся с места. Она встала, пересекла двор. – Скаут, тихо. – Она положила руку ему на голову – лай перешел в низкое рычание – и посмотрела вверх, на склон холма, следя, не движется ли что-то среди деревьев. Волоски на шее встали дыбом. Карпик играл в траве с игрушечными машинками.

«Кто бы ни убил этого ребенка, он мертв уже сто лет как», – сказал Рич, когда Коллин спросила его о черепе. И все же она беспокоилась. Сто лет назад это все еще был чей-то ребенок, чей-то маленький мальчик, бегущий