Один в один.

– Вы будете рассказывать? – в нетерпении спрашиваю я. – Или вас вызвать повесткой?

Блефую. Но что остаётся делать?

– Хорошо, – выдавливает она. – Я расскажу… У нас с мужем никак не получалось зачать ребенка. Сначала я занималась карьерой, я актриса…

А-а! То-то ведет себя так заносчиво. Думает до сих пор звезда на небосклоне.

– А потом, когда решились, оказалось поздно. Я долго лечилась, но никак… У меня начались депрессии. Муж предложил взять сироту из детского дома. Мы даже дали ему свою фамилию, чтобы ни у кого не возникало сомнений, что это наш ребенок, – она умолкла, смотрит куда – то поверх моей головы.

Так… Мы с ней далеко не уедем.

– Полина Афанасьевна, а какая фамилия была у мальчика, когда вы его взяли? – насторожено спрашиваю я.

– Сейчас, – она поднимается и выходит из гостиной.

Спустя пять минут возвращается обратно.

В руках держит листок.

– Вот…, – читает с листка. – Красовский…

Вздрагиваю.

Внутри разливается жар.

Вот дурёха! И что я так реагирую на фамилию? Стала дёрганная какая – то.

Но успокоиться не получается.

Выхватываю листок у Баженовой из рук. Жадно впиваюсь в строчки глазами.

Справка. Красовский Иван. Родился…

Всё. Так мало?

– А что известно о его матери? – голос мой дрожит.

– Не помню… по-моему это была одинокая женщина. Ну, или брошенная мужчиной… Я не зацикливалась на этом моменте. Знаю только, что она отказную написала сразу после рождения малыша. Нас устраивало, что ребенок сирота…

Сирота?

Она в своем уме? Была мама, которая отказалась. По всей вероятности, был и папа, который бросил женщину…

Тяжело вздыхаю. Молча взираю на Баженову. Решаюсь:

– А почему вы отказались от мальчика спустя год после усыновления?

– Узнала, что жду ребенка… своего, – её небесно-голубые глаза засветились счастьем.

– А что это меняло? – сухо спрашиваю я.

– Я так и не смогла полюбить чужого ребёнка… – смотрит на меня открытыми честными глазами.

Стерва!

Самовлюблённая законченная эгоистка! Разве можно таким давать детей?

Виталина

Плюхаюсь в машину и со злости бью по рулю. В окнах элитного дома появляются испуганные лица владельцев машин на парковке.

Ага! Решили угоняют их дорогущее авто!

Хмыкаю. И давлю на газ.

Выплеснула накопившуюся злость за несправедливость, с которой обошлась судьба с Ванюшей. Конечно, частично.

Трогаюсь с места.

Пусть от меня ушла мама, когда я тоже была совсем крохой.

Но у меня был папа! Который души во мне не чает.

А Ванька при живых родителях оказался сиротой!

К тому же, ещё и злая шутка судьбы… Красовский.

Бред полный. Может, что – то напутали?.. Однофамильцы?

Ваня начал мне доверять, я очень этим дорожу. Но не думаю же я, что он что-то знает про своё происхождение…

Его же младенцем совсем оставили.

Вот уроды!

Сердце больно сжимается. Хочется сделать что-то очень душевное для Вани.

В голову ничего не приходит.

Я росла одна избалованная, даже не представляю, как во мне вообще просыпаются какие-то природные инстинкты…

Ведь моя… дорогая мама не соизволила НИЧЕГО в меня вложить.

Как-то так.

Не умею я с детьми. Не знаю, что ему нравится, что он любит.

Не придумала ничего лучше, как заехать в гипермаркет и затариться одеждой, конструкторами, планшетом…

Что там есть ещё?

Приезжаю домой с огромными пакетами в руках.

– Вань, иди разбирай! – целую его в щёку и сжимаю в объятьях.

– Это кому? – смущённо спрашивает, поднимая на меня глаза.

– Тебе! Кому еще? – смеюсь, треплю его по макушке.

– Всё мне? – глаза у мальца с блюдца.

Меня прошивает словно током.

Глаза… серые глубокие. Смотрят на меня совсем как…

Чёрт!

Один в один!

Ну, нет! Это просто нереально.

Глупое совпадение.

Ладно, ещё фамилия, куда не шло. Мало ли однофамильцев.

Но ребенок… сын.

У этого МАЙОРА?

Заносчивого вредного невыносимого. Любящего только себя. Думающего только о работе. В конце концов, законченного упёртого холостяка.

Женоненавистника!

Ну, нет. Откуда?

Ущипни себя, Вита! Что я и делаю.

Туман наваждения рассеивается. И взгляд Ваньки становится нормальным обычным взглядом довольного счастливого ребёнка.

Взираю на то, как улыбающийся малец тащит пакеты прямо по полу в комнату.

Прохожу в ванную мою руки, потом на кухню.

– Игорь… звонил. Спрашивал, звонила ли ты. Скоро ли вернешься из командировки? Волнуется отец. Нехорошо выходит. Обманываем его обе… – поджимает губы и привычно сжимает руки в замок.

Авроре ситуация не нравится. Но что тут поделаешь.

– Уже немного осталось, – падаю на стул возле стола.

– Осталась немного до чего? – шумно выдыхает.

– Аврора, успокойся. Всё будет хорошо, – мягко произношу я, не желая вдаваться в подробности.

Она хорошо меня знает. И понимает, если я взялась, то уже не отступлюсь.

Скрипя зубами, терпит происходящее. Нервничает.

Четыре года – она мое доверенное лицо в общении с сестрой. Аврора стойко хранит нашу тайну, не выдает.

Одно дело обманываю отца я, он всё простит любимой доченьке. Другое дело – она, наёмный работник. Пусть и служит в нашем доме два десятка лет.

– Доверься мне, Аврора! – улыбаюсь.

Подхожу, обнимаю её за плечи. Ведет плечами.

– Позвонила бы ты отцу…, – с надеждой смотрит мне в глаза.

– Обязательно, – заверяю без особо энтузиазма. – Только ты же понимаешь, что мне сказать ему нечего.

На кухню вбегает возбуждённый Ваня.

– Смотри, Полина, я сам собрал! – глазки горят, эмоции переполняют.

В руках блестящий самолётик. Настоящий со всеми деталями, даже пилот сидит за штурвалом. В смысле, всё игрушечное.