Голова Бесс кружилась от недосыпа и страха. Она боялась, что сходит с ума. Боялась, что мать уже не спасти. И боялась силы, которая послала к матери тех тварей. Что все это значило? Кем стала ее мать? Это и была цена, о которой она отказалась говорить? Цена, которую ей пришлось заплатить Гидеону, чтобы спасти жизнь дочери?

Натаниэль Килпек поднял руку, призывая к молчанию. Когда в конце концов унялись все беспокойные зрители, он заговорил, и его пронзительный голос выдал волнение, которое ему до сих пор удавалось скрывать.

– Мы слышали показания свидетельниц, обе они – благочестивые женщины, уважаемые в этом приходе. Мы выслушали признание Мэри, стоящей перед нами, в том, что она ведьма.

На галерее зашипели от ненависти и смятения.

– Прошлой ночью я лично, вместе с другими присутствующими здесь, был свидетелем богомерзкого зрелища: четыре отвратительных беса явились сосать срамные части несомненно опаснейшей ведьмы, что стоит передо мной!

С этими словами он дрожащей рукой указал на Энн. Толпа ахнула и разразилась топотом и криком.

Охотник на ведьм подождал, пока все стихнет, прежде чем продолжить.

– Ужасы, открывшиеся нам, были таковы, а свидетельства так бесспорны, что я отправил в верховный суд гонца с прошением о немедленном и скорейшем принятии мер по данному делу. Могу вас уведомить, что я получил извещение о том, что нет нужды ждать квартальной сессии или переправлять этих… женщин в суд Дорчестера. Я наделен полномочиями огласить решение, основанное на собранных свидетельствах, и вынести приговор, в этом самом месте, сегодня же, поведать о том, какова природа их преступлений.

Толпа ликующе заголосила. Килпек повысил голос, чтобы перекричать ее, на этот раз он не стал ждать, пока воцарится тишина.

– Мэри, приходская повитуха, мы выслушали твое признание и приняли заявление о виновности. Да смилуется Господь над твоей душой. Энн Хоксмит, ты слышала выдвинутые против тебя обвинения. Тебя обыскали и нашли метки дьявола и все необходимое для выкармливания фамильяров. Я лично был свидетелем того, как Сатана посещал тебя в облике нечестивых созданий. Все присутствующие здесь видели, как бесы радуются твоему обществу. Тебе есть что сказать в свою защиту?

В зале наконец-то стало тихо. Все напрягли слух, чтобы услышать, что ответит Энн, вытянули шеи, чтобы лучше разглядеть невесту дьявола, столько лет жившую неопознанной среди них. Бесс задрожала. Женщина осмотрелась, словно изучала лица тех, кто пришел поглазеть, как ее приговорят. Встретившись взглядом с дочкой, она слабо улыбнулась и снова повернулась к магистратам.

– Я не могу сказать ничего, что смягчило бы каменные сердца, – ответила она.

– Ты по-прежнему утверждаешь, что невиновна? После всего, что мы видели? – спросил Килпек.

– Я невиновна в том, в чем обвиняют меня вдова Дигби и Гуди Уэйнрайт, это правда. Я никому не причинила вреда.

– Обвинения в maleficia – лишь один из вопросов, рассматриваемых в суде. Колдовство само по себе карается смертной казнью, это тебе должно быть известно.

Энн ничего не ответила.

Преподобный Бердок склонился вперед, сложив руки в замок.

– Ради любви к Богу, женщина, ради спасения души от вечных мук ты не хочешь признаться и просить милости суда и Господа нашего?

Энн подняла на него спокойный взгляд.

– Мне больше нечего просить у Бога, – заявила она.

Преподобный отпрянул, словно его ударили.

– Как дошла ты до столь жалкого, безбожного состояния, женщина?

– Не женщина, а ведьма! – выкрикнул кто-то в зале, и вскоре все подхватили этот крик.

– Ведьма! Ведьма! Ведьма!

Уилкинс без толку стучал молотком. Порядок был восстановлен лишь тогда, когда со своего места поднялся Килпек.

– Повитуха Мэри, Энн Хоксмит, вы признаетесь виновными по обвинению в maleficia, особенно в том, что касается детей Уэйнрайт и вдовы Смит, и в том, что исполняете колдовские обряды. По приговору суда вы будете выведены из здания на рассвете, через два дня, и преданы смерти через повешение.

В зале началось столпотворение. Бесс услышала собственный крик и подумала, что сейчас лишится рассудка. Она пыталась пробиться вперед, коснуться матери, вытянув руки, но все было безнадежно. Бесс чувствовала, как в душе нарастает опасное бешенство, но не понимала, что делать. Несмотря на то что сила внутри нее дошла до того, что девушка почти не могла ею управлять, она не видела, как применить ее, чтобы спасти мать. Толпа заходилась криком и свистом, готовая взбунтоваться, и Килпек дал констеблям знак увести осужденных женщин, пока его люди удерживали жителей деревни, бесновавшихся все сильнее. Бесс так толкали и теснили, что ей лишь в последний миг удалось мельком увидеть мать, а потом ту увели.

Бэтком Холл представлял собой прекрасный образец мастерства своей эпохи. Блестящий красный кирпич и сияющее дерево говорили о том, что его хозяин – человек состоятельный. Даже входная дверь могла рассказать о многом: гладкое, как воск, дерево – о богатстве и силе; филигранные железные петли привлекали внимание скорее своей красотой, чем полезностью; мощный замок давал понять, что это на самом деле крепость, как и семь дюжин черных заклепок, выступавших из широких досок. К этой двери Бесс подошла рано утром, на следующий день после суда над матерью. Она оставила Шептунью щипать густую траву возле дорожки и глубоко вдохнула, чтобы успокоиться, прежде чем подняться по ступеням. Бесс долго и мучительно обдумывала, стоит ли ей искать помощи Уильяма. Она вовсе не была уверена, что он сможет что-то сделать, но больше ей не к кому было обратиться. У нее не было выбора. Когда она решилась, ей пришлось определиться, в какую дверь постучать. При мысли о том, что она явится к парадной двери большого дома, Бесс делалось неловко. Она никогда не бывала в таких местах. Да пустят ли ее? И все же она не служанка и не торговка. Ей незачем проскальзывать в дом Уильяма незамеченной, через черную дверь. Ей ведь нечего скрывать. Она в тяжелом положении, но, что бы ни решил суд по поводу ее матери, Бесс отказывалась стыдиться. Нет, она пойдет к парадной двери и спросит Уильяма. Сейчас не время для изысканных манер!

Бесс подняла тяжелый железный молоток и громко стукнула четыре раза. После тревожаще долгого ожидания она услышала шаги, и дверь отворилась. Опрятная женщина с острыми чертами лица и крошечными руками склонила голову набок при виде неожиданной посетительницы.

– Что тебе здесь нужно? – спросила она.

Бесс внутренне вспыхнула от того, как скоро эта женщина ее оценила и пришла к выводу, что незнакомка не может быть приятельницей ее хозяина.

– Я хочу поговорить с Уильямом Гулдом.

– Мастер Уильям занят. По какому делу ты хочешь с ним поговорить?

– По личному.

Женщина на мгновение замерла, словно решала, достаточная ли это причина, чтобы потревожить хозяина.