Мы никогда не были нормальными. Мы пытались быть нормальными, но, думаю, просто не смогли этого добиться.

Я смотрю на машину, пока Шон обходит ее и садится со стороны водителя. В том, как он двигается, есть что-то такое, что заставляет меня вспомнить свой сон прошлой ночью. Возможно, это та часть, где я постоянно ловлю себя на том, что застряла с ним, и не могу сбежать.

Обычно я не верю в толкования снов, но этот сон мне снится уже второй раз.

Но на самом деле, что оно может сказать мне такого, чего я еще не знаю? Что я переживаю из-за работы и возвращения в мою жизнь бывшего мужа, и теперь я боюсь, что влечение к нему снова поставит мое сердце в опасное положение, и это проявляется в образе волка, преследующего меня, чтобы съесть?

Я чувствую, что все довольно ясно. И очевидно. Буквально ничего другого и быть не может.

Может быть, я не хочу вникать в это толкование, потому что, даже если оно и дает мне такую ясность, но не дает решения. По крайней мере, лучшего, чем уехать и начать все сначала где угодно, только не здесь.

После того, как мы садимся в машину Лоры, несколько минут проходят в тишине. Шон целую вечность настраивает каждую мелочь в машине, от сиденья до зеркала заднего вида, вентиляционных отверстий кондиционера. Я подозреваю, что по большей части это для того, чтобы просто позлить Лору, когда ей придется садиться за руль в следующий раз. Я прижимаю Смузи Эмоциональной Поддержки ко лбу, в конце концов, находя в нем хоть какое-то утешение.

Эта машина никогда не казалась такой маленькой, но, думаю, мне никогда раньше не приходилось соревноваться с Шоном в том, чтобы опереться на центральный подлокотник.

Пока мои мысли все еще заняты тем сном, я вспоминаю, как пахло чудовище. Странно, что эти сны настолько насыщены чувствами. Но Шон сейчас рядом со мной. Я наклоняюсь немного ближе и думаю, что мне сойдет с рук его обнюхивание.

Нет, он сразу оборачивается и смотрит на меня.

— Что это было?

Я отодвигаюсь на другую сторону своего сиденья, практически прижимаясь к двери.

— Я, эм. Эм. Ничего.

Глубоко виноватый и все еще неудовлетворительный для него ответ. Тем не менее, Шон не настаивает.

— Итак, мистическая дрочка сиськами, — говорит он, наклоняя голову и поднимая бровь. — И ты сказала Лоре… из всех людей.

Я не могу удержаться от смеха, хотя мне и неловко.

— Если бы у тебя была подобная история, ты бы тоже ее рассказал.

— Не знаю, смог бы я признаться, что купился на подобную реплику.

— Мне было двадцать! Я думала, это, можно сказать, равноценно признанию в любви. И у тебя нет права судить меня, ты был тем, кто сказал это. — я негодую, но за этим нет обиды.

Наблюдаю, как улыбка тронула уголок его рта, пока Шон не отрывает взгляда от дороги.

— Я произнес все возможные сочетания дурацких слов.

— Да, произнес.

На нас опускается уютная тишина, и я чувствую расстояние между моим и его плечами, гудение, жжение, зуд в моих разуме и сердце. Нагибаюсь к нему, выбирая легкий путь и просто позволяя себе раствориться в старой привычке.

Только один раз.

Тепло, исходящее от него, того стоит, и это лучше, чем сон в субботу. Я забыла, что он был одним из тех парней, чье тело просто теплее, чем у большинства. Я думаю, что в этом есть смысл.

Чувствую, как он задерживает дыхание, все его тело на мгновение напрягается, когда я прижимаюсь своим плечом к нему. А затем все это проходит, когда он медленно выдыхает.

Думаю, он скучал по этому так же сильно, как и я.

— Я не имел в виду то, что сказал у бара. На самом деле я не могу злиться на тебя за то, что ты ушла. Иногда я хотел бы злиться, но это было бы несправедливо по отношению к тебе. После всех тех случаев, когда я… так и не дал тебе никаких ответов, — уклоняется он от извинений.

— Странный эвфемизм для «сбежал», но неважно. — я пожимаю плечами, но в моих словах нет злобы. То, что он уважает причину, по которой мне пришлось уйти, очень много значит.

— Нет, не неважно, — ворчит Шон и проводит рукой по лицу. Его хватка на руле усиливается. — Я много врал тебе, и никогда не говорил тебе…

— Я знаю, что ты звонил домой.

— Что?

Он изо всех сил старается удержать взгляд на дороге, пытаясь взглянуть на меня.

— Я знала, что ты не разорвал с ними контакт, как говорил. Большую часть времени мне нужно было всего лишь встать и подойти к окну. Иногда ты просто был на улице, разговаривал по телефону со своим братом, мамой или папой. Иногда мне казалось, что я могу определить, кто это был, по тону твоего голоса, — говорю я, осознавая, что это секрет, который я никогда не раскрывала ему раньше.

Он замолчал, переваривая мои слова.

— Знаю, ты думал, что защищаешь мои чувства, просто поддерживая отношения с семьей, когда думал, что я сплю. Но это отстой, что ты чувствовал, будто должен скрывать это от меня. Полный отстой.

Было неправильно просить его предпочесть меня семье. Но как ты можешь любить того, кто не выберет тебя? Он никогда не выбрал бы меня, и это было первой трещиной в наших отношениях. Ошибкой, на самом деле. Он никогда не защищал меня перед своей семьей так, как я в этом нуждалась.

Шон едва шевелится, почти не дыша. Я смотрю на его горло, когда он сглатывает.

— Знаю, что бурно отреагировала, когда ты появился… и не извиняюсь за это, — медленно произношу я и встречаюсь с ним взглядом, когда он останавливается на красный свет.

Он нежно выдерживает мой взгляд и слегка кивает. Я удивлена, что он не отталкивает меня.

— Но приятно снова получить шанс немного поговорить. Даже если это просто для того, чтобы немного разрядить обстановку. Но я буду честной, думаю, что теперь, когда я действительно встретила и знаю твоих родных, все это имеет еще меньше смысла.

Подводя итог всем нашим проблемам, доказательства нашего конца, я чувствую, что провела черту на песке. Вижу в жесткой линии его поджатых губ, когда он кивает и не сопротивляется.

Загорается зеленый, и кажется, что то, как машина дергается вперед, многое говорит о его настроении.

— Кто сказал, что в семьях