Ирина обратила внимание на некое алкогольное амбре, появившееся в ореоле Степановны после ее командировки на станцию за молоком. После вопроса «Что это значит?» получили ответ: «Толкалась в магазине, надышалась или надышали».

На семейном совете созрело решение: «Подождать и не делать скоропалительных выводов». Меня она называла Женьшенем. Я охотно откликался. Приезд наших друзей воспринимала как праздник, со всеми крайне приветлива, но снова появлялся знакомый алкогольный ореол. Во время застолья, не успевал гость как следует поесть, Степановна внезапно выхватывала тарелку у него из-под носа и отправляла в раковину. Сказывалась производственная привычка – работа посудомойкой в кафе на открытом воздухе около футбольной арены «Лужники». «Посуды мало, а клиент после футбола так и прет», – комментировала она. Постепенно пристрастие к «вину», как она любовно называла водку, стало очевидно. Удалось разгадать ребус, заданный Степановной. Как можно поддать, если в доме алкоголь спрятан под ключ в буфете, а в магазин за два километра не посылают? Все оказалось проще простого. На участке в дупле дуба нашелся тайничок, откуда при желании осуществлялся «глоток-другой – для аппетита не повредит никому». После принятия «глотка» Степановна, помыв посуду, в лирическом настроении садилась к окну и начинала исполнять репертуар Сличенко, которого любила. На все мои просьбы, угрозы «вытурить в два счета» Степановна мирно сообщала: «Женьшень, я свою норму знаю». Так с переменным успехом продолжалось несколько лет. Мы к ней привыкли, дети росли, но однажды «певунья взяла лишнего», закурила в кровати и уснула. Все обошлось малыми потерями – сильным испугом, и у моей мамы немножко обгорели волосы. На этом службе Степановны в нашей семье пришел конец, мы расстались. И она навсегда исчезла из нашей жизни.

Поэт и орел. Виктор Урин

Исидор работал в Переделкине в основном в летние месяцы, в остальное время творческой лабораторией служила московская квартира. Кроме этого, будучи по-настоящему воспитанным человеком, он постоянно думал о том, не мешает ли он кому-нибудь. Поэтому рождение близнецов принесло в нашу семью одновременно с огромной радостью некоторые неудобства для работы, в которой постоянно находился Исидор. Дети обладали завидной возможностью рыдать на разные голоса, причем умудрялись делать это поочередно… Когда один успокаивался и казалось, что наступила блаженная, давно ожидаемая всеми членами фамилии тишина, начинал вопить другой, давая, по-видимому, первому набраться сил, чтобы через какое-то время заголосить с удвоенной мощью. Драматург некоторое время делал вид, что детские вопли не мешают работе, а, наоборот, насыщают новыми эмоциями, но вскоре сломался и круто ушел в творческую депрессию. Тогда-то и свела меня совершенно случайно судьба с Виктором Уриным, поэтом и гражданином… Но об этом поподробнее.

Если посмотреть на нашу жизнь глазами рядового советского гражданина, то проживание семьи из семи человек на одной площади да еще в трехкомнатной квартире – совершенно нормальное явление для Страны Советов.

Но, к сожалению, теснота и вопли молодого поколения влияли на творческий процесс не лучшим образом. Он (процесс) внезапно затих, и стало понятно, что для создания новых пьес необходима дополнительная жилплощадь, без круглосуточного плача. И вскоре путем сложных ухищрений (звонков, встреч, инсайдерской информации от должностных лиц) нам удалось купить однокомнатную квартиру неподалеку, в соседнем доме. В ней ранее творил и проживал писатель, впоследствии носивший красивое определение, понятное только гражданам страны, день и ночь строившим светлое завтра, – «невозвращенец». Товарищ писатель получил все нужные характеристики и уехал в туристическую поездку в капиталистическую страну. И там попросил политического убежища. Его имя отныне не произносили, а книги изъяли из библиотек.

Вскоре на горизонте поиска появился индивидуум, хронически нуждающийся в деньгах и готовый с доплатой поменять свою двухкомнатную на нашу однокомнатную. Этим жаждущим оказался широко известный в узких кругах поэт Виктор Урин. Спустя несколько месяцев ордер на новую жилплощадь приятно ласкал глаз, а из однокомнатной квартиры убраны наши вещи. Все ждали команды на переезд в новое жилье. Наличные деньги, конечно, были отданы поэту по договоренности и без расписки, мы же, по выражению Исидора, «порядочные люди и к тому же члены одного творческого союза». Но тут выяснилось, что поэт нашел оригинальный подход и вместо того, чтобы переехать из своей квартиры в нашу однокомнатную, отбыл с деньгами в неизвестном направлении, строго-настрого велев консьержке не подпускать посторонних лиц к его собственности. При этом стали известны нюансы обмена с доплатой, а именно: если в течение двух недель новый жилец не прописывается по адресу, то начинаются проблемы с ордером. Все заволновались, и тут пришлось поближе ознакомиться с человеческой и творческой биографией поэта, а узнав ее детали, все приуныли… Заранее хочу сказать, что, несмотря на ветеранские заслуги, ранения на фронте и творческие успехи, которые я несомненно уважаю, мне довелось узнать Урина только с одной, негативно-говенной стороны. Итак, подробнее о моем герое.

Поэт родом из Харькова обитал в мире грез и придуманной для себя реальности, отмечая, к примеру, Новый год в мае или октябре. Во время Великой Отечественной действительно воевал в танковых войсках, был контужен и ранен в плечо. Автор нескольких стихотворных сборников. Один из них нашелся в библиотеке Исидора с дарственной надписью «На вечную память другу».

«По колымской трассе – к полюсу холода» – путевой дневник путешествия автора по Колыме. Другая книга повествовала, как легковая машина-вездеход проехала через всю страну, и называлась «179 дней в автомобиле».

Виктор Аркадьевич не просто бороздил родные просторы необъятной страны и вел путевой стиходневник – в нем проснулся орнитолог и зоолог. Поэт привез из творческой командировки орла и варана. На крыше его машины сидел несчастный царь птиц, привязанный к багажнику. Как только поэт трогался, в смысле двигался, с места на автомобиле, орел вынужденно махал крыльями. На большой скорости стихотворец приводил в ужас не только птицу, но и всех окружающих. Встречные автомобилисты шарахались в сторону, увидев летящего на них орла. В дневное время птица, прикованная к батарее отопления, коротала ночи в ванной комнате нашей потенциальной квартиры вместе с вараном, спящим в ванне. По-видимому, поэт отказывал себе в водных процедурах, так как вонь стояла страшная не только в квартире, но и в подъезде.

И не только это отличало его скромный быт и фирменную особенность бытия. В квартире центральное, я бы сказал, парадное место занимал огромный, персон на шестнадцать, грубо сколоченный стол из подобранных на свалках неструганых досок. За ним пировали товарищи по перу, алкоголики-поэты и случайные посетители винных отделов соседних магазинов. Пролитое содержимое из разряда «бычки в томатном соусе» или