Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Выручал подаренный Джеффом «Universal catalog of dreams» («Всеобщий каталог снов») Уильяма Робертсона (7000 наиболее частых сновидений) — средство взбодрить заскучавших или, наоборот, засопеть на четырнадцатой странице, когда ты один. Муравьи бегут по лесной дорожке — падение биржевых ставок. Улей — выгодный кредит на дом. Но пчела (сюда же оса) — неприятный разговор с коллегой. Виноград. Кислый — секс со студенткой. Сладкий — с замужней дамой. Красный — с двумя. Зеленый — только флирт. Скунс — выговор от главы фирмы. У нас скунсы не водятся, тогда — еж. Молодой — приятный сюрприз от соседей по коттеджу, например, чаепитие, реже — ужин. Старый — заботы о внуках, либо о домашних животных. Купить во сне авто — к чему, думаете? — купить авто наяву. Но когда угнали авто — встреча с другом детства. Если же угоняете вы — удачный финансовый год. Утопить авто (мало ли что бывает в снах) — проститься с прежней жизнью. Есть дыню — к поцелуям. Есть селедку — знакомство со скандинавом либо долголетие. Заболеть раком — аналогично, к долголетию. Скандал с супругой — новый медовый месяц (причем, отметим, с той же супругой). Робин (птица-малиновка) — подруга вспоминает о вас хорошо. Серая ворона копается в отбросах — соответственно, плохо. Обанкротиться — выиграть лотерею. Ну и все в таком духе. Да, чуть не забыл. Танька открыла на статье «детородный член», у нее английский не ахти, я отказался переводить, однако ничего вызывающего. Если увидел тинейджер — поступление в университет. Зрелая женщина — возросшая ставка по кредитам. Мужчина — приглашение на пикник; в любом случае быть настороже, поскольку коллеги составляют против вас коалицию. У пожилых (обоего пола) — здоровье идет на поправку. Когда игра поднадоела, сплавил «Сatalog of dreams» Таньке (при условии, что не станет прибегать к моим услугам толмача), с ее точки зрения «книга не так проста, как кажется, а вы все толстокожие».
20.
Пейцвер одно время носился с идеей «Портрета поколения»: лысина ума не прибавляет — анкеты заставил заполнять — «ваш любимый писатель», «композитор», «тип мужчины /женщины/», «порода собак /кошек/», «при каких обстоятельствах расстались с девственностью», «что бы вы сказали самому себе пятнадцатилетнему» и т.п. — Танька-мышь накатала сорок страниц, Пташинский на каждый вопрос ответил — и не поленился — одинаково, паркеровским росчерком — «Пошел в же». Забылось. Но мы недооценили коммерческую жилку Пейцвера («у жидка жилка не жидка» — снова Пташинский, все хохотали, Пейцвер хохотал, как гонг у Римского-Корсакова): и в модной газете (впереди ее поджидала судьба декабристов, которых насильно уложили спать) он, Витечка (как блазнили медовоглазые журналисточки под предводительством «сис»), оказался если не б l’ombre des jeunes filles en fleurs (под сенью девушек в цвету), то, по крайней мере, девушек в легинсах, иной раз в цветочек. Конечно, путь к славе даже среди медовоглазых не медом мазан и, положим, очерк о Кудрявцеве не пошел (у главреда декабристской газеты обнаружились терки со Шницелем), но о Пташинском выстрелило удачно (к тому же Пташинского более-менее знали с его научно-непопулярными эпопеями, не особенно уточняя, что половину воровал у американцев, половину мастрячил на родной коленке) — название отдавало 1970-ми — «Парень с Большой Бронной в тени большого баньяна» — но так мы оттуда, из 1970-х; ваш покорный слуга (щелкаю шпорами) удостоился титула «Москвич, разговаривающий с Матиссом» (в редакции горели споры, не вызовет ли это ненужные ассоциации с автопромом) — он предлагал еще интервью, но я ответил словами Пташинского из анкеты (Пейцвер всегда делает интервью странно — реплики интервьюируемого прибирает себе, а собственные банальности щедро отвешивает гостю), разумеется, Раппопортиха (тут неожиданно «сис» встала «сис» — ее второй — или третий? — муж — посещал психологический кабинет «Марии Вадимовны», все же статья проскочила), к Лене «дорогой Витечка» не подкатывал, но знаю, он бредил первым вопросом так и не состоявшегося «разговора у камина» — «Что это значит: быть женой миллионера?»
«Понял, почему я проявил скромность?» — спрашивал меня Пейцвер. — «?» — «Подумай» (гороховые глаза Пейцвера всегда съезжают не на его — на вашу переносицу). — «?» — «У меня, — тут начинает булькать бульон сангвиника, — заготовлен вопросец ого-го какой под занавес. Наставляли ли вы рога мужу?» Кажется, его даже рвало смехом. Во всяком случае, он лётал в ванную (при таком весе я опасался за ватерклозетный фаянс). «А потому не спросил, что Ленка морду расцарапает». Он не догадывался, что опасность для его добродушной физиономии куда ближе.
21.
Лучший материал был о Вернье. Два материала. Воспоминания Пейцвера, а в следующем номере — эссе Вернье «Утро в Константинополе» («сис» пыталась отредактировать на Стамбул, но девушки в легинсах — вот парадоксы — растолковали, что «Константинополь» — не реваншизм, а пассеизм — умные слова действуют на женщин так же, как волевые подбородки и плечи пловца). Уверен, вы помните «Утро» и как удивленно шумела Москва. Мэтры журналистики и литерадуры (словцо из вокабуляра Вернье) хотели присудить автору «Утра» что-то вроде «Золотого пера» — не знаю, брехня или правда (за один текст вряд ли коронуют хотя бы конфетным золотом) — но, точно,