Я внимательно посмотрела на взволнованного парня:

– Что? Дозрел до новых откровений?

– Не то чтобы… но вчера мы так и не договорили насчет моего волка. Я бы хотел кое-что уточнить.

Я развалилась на траве:

– Ну давай. Попробуй меня разубедить.

– Да я не в этом смысле, – неожиданно смутился лохматый. – Просто хотел сказать, что верю тебе. Но некоторые вещи все равно пока не понимаю.

– Интересно… и что же тебе еще непонятно? – полюбопытствовала я. Наран от костра тоже навострил уши, а Рокхет, как обычно, ушел заниматься лошадьми. Причем давненько так ушел. Уже с полчаса коням ноги спутывает и попоны с их спин снимает. Это было странно, ну да ладно. Может, у него еще в лесу какие дела.

Роар в ответ на мой вопрос откровенно замялся:

– Я хочу знать, где находится граница… между мной и зверем, между тем, что дозволено, и тем, что запрещено.

Я рассмеялась:

– Вот же глупый! Где ты ее поставишь, там она и появится.

– Есть же какие-то правила… пока я волк, они мне неинтересны. Когда я человек, то должен их соблюдать. Но если ты говоришь, что вокруг зверя не надо строить клетку, то как понять, сколько ему можно позволить? То, что я делаю в его шкуре, зачастую запрещено в человеческой.

– Это как раз не страшно. Зверь, когда чего-то не понимает, реагирует тремя способами: пробует атаковать, старается изучить или стремится убежать от того, чего не знает.

– А если ему не понравится, скажем, какой-то человек, и зверь захочет его убить? Я ведь не могу ему позволить сделать это лишь потому, что запах, к примеру, не устроил?

– Можешь, – оскалилась я. – Только отвечать за последствия будете вы оба. И по нашим, и по людским законам. Потому что даже в лесу зверю не все дозволено.

Роар озадачился:

– Как же мне тогда быть?

– Очень просто: договорись со своим зверем раз и навсегда – если он чего-то не понимает, то пусть не принимает решение в одиночку. Если вы будете жить в согласии, то ошибок не натворите. По крайней мере, таких, за которые было бы стыдно.

– Но разве это не значит нести за зверя ответственность? Разве это не тот же самый контроль, о котором ты так презрительно отзывалась?

– Нет, Роар. Это называется «доверие», – усмехнулась я, краем глаза подметив, как шелохнулись дальние кусты. – Когда оно есть, вы со зверем составляете единое целое. В любой ипостаси. А если нет, то вы живете как два существа в одном теле. И вторая ипостась вас уже не спасет.

Рыжик нахмурился:

– Допустим, я попробую довериться. Как мне быть, если почувствую, что волк испытывает определенные желания, которые мне не нравятся?

– Это какие, например?

– Ну… вот сейчас ему хочется вдосталь поноситься по лесу и желательно кого-нибудь убить.

– Так в чем проблема? – удивилась я. – Сходи на охоту. Или это желание нарушает какой-то закон? Может, ты видишь препятствия, которые не позволили бы тебе исполнить свое намерение?

– А если он в следующий раз захочет спариться посреди города? – еще больше нахмурился волк.

– На то ты и человек, чтобы суметь его от этого отговорить. Или предложить такой вариант действий, за который тебя не посадят в тюрьму за домогательства к понравившейся леди.

– Мм. Хочешь сказать, я должен искать для нас обоих приемлемый выход из ситуации?

– Компромисс, – кивнула я. – Когда он возможен, будет лучше, если вы его найдете. Если такой возможности нет, вам придется в каждом случае решать этот вопрос заново. Сможешь объяснить зверю, почему не стоит бегать на четырех лапах и испражняться на центральной площади города, и он не будет этого делать. Он все-таки не дурак. Ну а не сможешь – жди приличного штрафа и отряд городской стражи в придачу.

Роар задумался:

– Что, если компромисс невозможен?

– Предложи обмен: скажем, твой зверь не жрет присмотренного накануне барана, а ты его за это чуть попозже накормишь отменной телятиной.

– Баш на баш?

– Хоть на два баша, – чуть не рассмеялась я. – Предложи ему другую награду взамен недополученного удовольствия. Прогулку на целую ночь. Охоту. Свободу во время гона… да что угодно придумай, чтобы не обижать того, кто тебе служит. Зверь поймет. Он уже много лет под тебя приспосабливается. Но и ты ему уступи, если поймешь, что его желание не подставит вас обоих под чьи-то сабли.

Рыжик поскреб затылок:

– Наран, ты не против, если я немного побегаю?

– Да Роттара ради, – отозвался занятый кашей оборотень. – Заодно завтрак нам поищи, а то на одной крупе далеко не уедем.

– Заметано.

Я не без удовольствия проследила за тем, как волчонок снимает и аккуратно складывает одежду. А когда он перекинулся, широко улыбнулась: отлично справился, почти без хруста и выворачивающихся наизнанку суставов. Быстро, легко, полно. Вот таким он мне по-настоящему нравился.

– Р-р-р? – вопросительно приподнял губу молодой степной волк, заметив, что я за ним наблюдаю.

– Иди гуляй. А я, так и быть, тут присмотрю.

Роар удовлетворенно рыкнул и тут же исчез, а я повернула голову и негромко обронила:

– Рокхет, тебе бы тоже стоило размяться. Во время охоты зверь ощущается полнее. Самое лучшее время, чтобы наладить отношения. К тому же чем вольготнее себя чувствует волк, тем больше ему требуется свежего мяса. А тебе, я думаю, скудного завтрака было мало.

– Что, если я… не смогу потом вернуться? – охрипшим голосом спросил из-за кустов вожак.

– Придешь ко мне. Я подскажу, что делать.

– Хорошо.

Ветер донес до моего носа сильный звериный запах, за ветвями зашуршала сбрасываемая одежда, и всего через пару мгновений в лес потрусил еще один волк. Я поневоле снова залюбовалась его пружинистой походкой. А когда зверь скрылся из виду, Наран осуждающе покачал головой.

– Это опасно – провоцировать и усиливать в оборотне звериное начало.

– Опасно держать зверя на коротком поводке, – парировала я. – Рано или поздно он все равно вырвется… как у твоего вожака вчера. Ему крупно повезло, что наши звери – существа отходчивые. Не знают, что такое таить на других злобу. Но при этом они готовы сражаться за свою правду и умеют быть преданными без всяких цепей.

– Все равно неправильно, – пробурчал Наран, опустив взгляд в котелок.

– Ты просто до этого не созрел, – смягчилась я. – Когда придет время, твой зверь тоже запросится на свободу. Или еще хуже: однажды это произойдет с кем-то из твоих детей. Что ты тогда будешь делать, а? Убьешь их? Или все-таки дашь шанс приручить сломавшего клетку зверя?

Волк угрюмо промолчал, ожесточенно помешивая ложкой кашу, но я не стала настаивать. Для всякой правды однажды настает свое время. Но не всякое прозрение будет полезным. К нему ведь тоже нужно прийти, дозреть, как той же крупе в котелке. Брось ее в холодную воду, и от нее не будет никакого проку, если переваришь – она тоже станет безвкусной. А для полноценного блюда нужно, чтобы много факторов совпало: и огонь, и вода, и ложка. И даже… хм… толковый повар. В противном случае только испортишь крупу. И какой тогда с нее прок?