бы говорила о нем с утра до вечера. Настоящие чувства рвутся наружу, словно лава, согревая тебя от макушки до пяток. Именно поэтому я уверена, что он не тот. Я не вижу никакой страсти.

— Не должно быть страсти. Это не кино. Это реальная жизнь.

— Реальная жизнь должна быть лучше, чем кино.

Мне казалось странным, что даже после собственного неутешительного опыта Мима так верила в любовь. После всех душевных страданий, которые причинил ей мой дед, она все еще верила в «долго и счастливо».

Сама я ежедневно боролась с этой концепцией. Я испытала ту самую душераздирающую любовь всего один раз в жизни, и она полностью оправдала себя, по-настоящему разорвав мою душу. Так что я с радостью ограничивалась симпатией вместо того, чтобы всецело отдаваться чувствам.

Не каждый роман должен быть «Дневником памяти».

Некоторые могут быть среднестатистическими телевизионными историями. Вроде фильмов Hallmark, где два человека влюбляются друг в друга за три дня, и ни одна живая душа не препятствует их соединению. Такие истории вызывают куда больше симпатии. Они проще. Приятные и удобные. К тому же, если в конце концов пара расстается, никто не остается разбитым. Героиня возвращается к своей работе в Нью-Йорке, а герой развивает маленький семейный бизнес, продавая рождественские елки до тех пор, пока в следующем году ему не повстречается еще одна девушка из большого города.

— Может быть, это просто сказки, Мима. Может быть, все эти душераздирающие конфетно-букетные истории существуют только в книжках.

— О, милая. Не смей так думать. В конце концов, ты та, кто разрушит любовное проклятие нашей семьи.

Опять двадцать пять.

Проклятие семьи Мартинес.

Моя бабушка твердо верила, что сказки существуют в реальной жизни, хотя в нашей семье ей так и не довелось увидеть по-настоящему здоровых отношений. Она верила в рыцарей в сияющих доспехах, в принцесс, злодеев и волшебные проклятия. Боже мой, я ведь даже не преувеличиваю. Она была убеждена, что на долю нашего семейства выпал целый ворох родовых проклятий, которые омрачали нам жизнь и мешали каждой из нас найти свою величайшую любовь.

Невозможно представить давление сильнее, чем со стороны бабушки, убежденной в том, что именно ты явилась в этот мир, чтобы разрушить родовое проклятие, наложенное на вашу семью несколько десятилетий назад. Мима была полностью уверена, что мне предначертано покончить с любовной засухой Мартинесов.

Мне не хотелось верить в ее безумные речи, но, клянусь, иногда они казались правдивыми. Нам, женщинам Мартинес, страшно не везло в любовных делах.

В моей голове постоянно звучал голос мамы. Каждый раз, когда меня подводил представитель противоположного пола, я слышала ее шепот:

— В истории нашей семьи никогда не было хороших мужчин, mi amor. Мы, женщины, обречены любить скотов. Мой дедушка был скотом. Твой дедушка был скотом, твой отец был скотом. Нам лучше жить в одиночестве.

Затем я слышала слова Мимы, в которых проскальзывал лучик надежды:

— Я каждый день молю Бога, что ты станешь той, кто положит конец этому проклятию, наложенному на нас, женщин Мартинес. Ты — наша спасительница.

Никакого давления, верно?

С годами мы, три женщины, стали куда ближе, чем раньше. Мы поддерживали друг друга всякий раз, когда жизнь пыталась сбить нас с ног, а происходило это с завидной частотой. Но любовь мамы и бабушки давала мне веру в то, что мы втроем обязательно переживем самые темные дни.

Наша троица была малобюджетной версией «Девственницы Джейн» — полной любви, света, смеха и поддержки. Женщин Мартинес не так-то просто сломить, даже родовому проклятию. Я была Джейн — девушкой, которая пыталась построить писательскую карьеру, но рядом со мной не было Майкла или Рафаэля, готовых сражаться за меня и мою любовь.

Вместо них у меня был Сэм. Сомневаюсь, что он стал бы за меня бороться. Но я его не винила — честно говоря, ради него я бы тоже не взялась за меч. Наши отношения были другими. У нас не было нужды сражаться за любовь.

Прежде чем я успела ответить на очередное напоминание о проклятии рода Мартинес, в комнату ворвалась мама — громко напевая и кружась.

— Я влюблена, я влюблена и хочу, чтобы об этом знал весь мир! — воскликнула она.

Ее слова полностью сбили меня с толку. Моя мама? Влюблена?

Что за?..

— Если бы ты и правда была влюблена в этого неизвестного мальчика, то вела бы себя точно так же! — заметила Мима.

Вряд ли.

Мама улыбалась от уха до уха и выглядела такой счастливой и воодушевленной. Еще минута, и она превратилась бы в Тома Круза, прыгающего на диване Мимы.

— Знаешь, кто действительно сводил тебя с ума? — спросила Мима.

Не говори Лэндон Харрисон. Не говори Лэндон Харрисон…

— Лэндон Харрисон.

Ее глаза засияли. Если и был кто-то, кого Мима любила почти так же сильно, как меня, так это Лэндона. С самого первого дня она стала его самой большой поклонницей. Но, даже несмотря на это, преданность Мимы осталась превыше всего. Когда мы с Лэндоном разошлись, она тоже разорвала с ним все связи, чтобы показать мне свою любовь и поддержку. Независимо от ситуации бабушка всегда выбирала мою сторону.

Тем не менее это не означало, что она время от времени не упоминала Лэндона и не напоминала мне о том, что он замечательный мальчик.

— Я видела тебя воодушевленной только тогда, когда ты встречалась с этим милым, добрым мальчиком. Ты должна ему позвонить, — предложила Мима.

— Прошло больше десяти лет, Мима. У меня нет его номера, — ответила я.

— Кошмар! — она надулась. — Ты была с ним так счастлива.

Я была подростком — что я могла знать о счастье?

— Кстати, о счастье… — Я откашлялась: — Возможно, нам стоит поговорить о новом мамином возлюбленном.

Я хотела срочно отвлечь внимание от себя, а что могло подойти лучше, чем внезапный роман моей мамы? Может, это ей предстояло снять проклятия Мартинес.

— Точно. В кого это ты влюбилась? — спросила Мима, наполняя мамину тарелку.

Мама плюхнулась на стул, все еще улыбаясь во весь рот.

— Я только что завела щенка, — заявила она.

Ну, теперь все стало понятнее. Она влюбилась в щенка.

— Завтра я заберу его из общества защиты животных, и, черт возьми, я уже его обожаю. Только посмотри!

Она достала телефон и гордо продемонстрировала нам фотографии самой очаровательной собаки на свете.

Держа мамин мобильник в руке, Мима покачала головой:

— Ты хочешь сказать, что с грохотом вломилась в мою квартиру из-за собаки?

— Не просто из-за собаки, — пропищала мама. — Из-за моей собаки! Ее