С людьми в этом поселении-призраке ничего особенного не происходило. Их не било током, не разрывало на куски, не плющило от запредельной силы тяжести и не разъедало кислотой. Вот только никто из сталкеров, вошедших в деревню после того выброса, обратно не вернулся. Я сам видел, как мой «отмычка» пытался выйти оттуда. Это произошло в первые дни существования странной аномалии. Жёлтый шёл метрах в десяти от основной группы. Не помню, зачем он мне понадобился, но я окликнул его. Новичок развернулся, сделал несколько шагов назад и вдруг как будто налетел на стеклянную стену. Мы прекрасно слышали друг друга, но пересечь незримую черту парень не мог.

Тогда я предложил ему идти вперёд, надеясь, что так он сможет выбраться из ловушки. Жёлтый последовал моему совету. Он пошёл, кидая болты перед собой, и с каждым шагом словно исчезал в тумане, пока совсем не пропал из виду. С тех пор я его больше не видел, но иногда, проходя мимо той деревни, слышал среди множества голосов пропавших в деревне сталкеров его голос. Он как будто звал меня, просил помочь ему, хотя, может, мне всё это казалось.

До «чёртовой деревни» через лес было не более двухсот метров, тогда как в обход нам пришлось бы топать больше километра. Но, как часто в Зоне бывает, короткий путь не есть самый быстрый. Иногда легче заложить большой крюк, чтобы без проблем добраться до нужного места, чем срезать напрямки. Никто не знал точных границ «чёртовой деревни» со стороны леса. Возможно, она глубоко вторгалась в него, тогда как с востока и юга границы аномалии проходили вровень с околицей.

Да и вообще в любом лесу Зоны всегда больше шансов нарваться на россыпь самых разных ловушек, лежбище мутантов или ещё на какой-нибудь не очень приятный сюрприз. Это ведь в нормальном мире обратная дорога быстрее пути вперёд. Здесь чаще всего это правило не работает и на возвращение порой уходит времени больше в два, а то и в три раза.

Мы уже ушли метров на триста от того места, где дирижёр попрощался со мной, как вдруг под землёй раздался приглушённый раскатистый гул. Спустя какое-то время бетонный бункер шумно выдохнул серые клубы пыли.

– Что это было? Вы заложили взрывчатку? – повернулся я к Гиви.

– Нет. – Он покачал головой. – Сам не понимаю.

– Вы всё обследовали? Каждое помещение? – спросил Бульбаш, переглянувшись со мной.

Гиви молчал, потупив взор, а Косарь делал вид, что разглядывает пробивающиеся сквозь густой слой рыжих хвоинок узкие стебли травы.

– Ну! – усилил я нажим. – Всё проверили?

– Только центральный коридор и основное помещение артиллерийского погреба, – наконец-то сказал Гиви. – Там было ещё несколько дверей. Я подёргал за ручки, они не поддавались. Ну я и оставил их в покое, подумал, что заперли специально, когда консервировали капонир. – Сталкер поднял голову. Я никогда ещё не видел его таким подавленным и растерянным: – Как думаешь, что мне за это будет?

– Ничего. Вы же разминировали ловушку. Верно, Бульбаш?

– А то! Вон и доказательства имеются, – он кивнул на вход в оборонительное сооружение, перед которым всё ещё плавало медленно тающее серое облако.

Гиви сразу повеселел, да и Косарь заметно приободрился, а то стоял с кислой миной, будто целый лимон недавно съел. Я его хорошо понимал, сам не раз на волосок от смерти ходил. Парням просто повезло, что Гиви формально отнёсся к заданию. Я б на его месте халявить не стал, обязательно попробовал бы эти двери открыть. Но тогда, выходило, на это и был расчёт: снарядные камеры в орудийном погребе заминировали специально, чтобы расправиться со мной и моей группой, зная мою дотошность. И сделали это незадолго до нашего появления здесь, ведь дирижёр не просто так полез в эти комнатушки, он там жил.

Я не очень расстраивался из-за смерти мутанта, но неприятный осадок всё-таки остался. Ведь он легко мог убить нас, а вместо этого предпочёл разойтись миром. Как и другие обитатели Зоны, впрочем.

В голове одна за другой стали всплывать детали сегодняшних стычек с мутантами: «Собаки, карлики, нюхачи – все они могли расправиться с нами на раз, но не сделали этого. Они словно подставлялись под пули, пытаясь остановить нас. Ну да, как я сразу этого не понял? Свора альфа-пса не атаковала с флангов и тыла, а оттесняла от входа в подземелье. Карлики перегородили дорогу, чтобы нам не удалось пройти дальше, а нюхачи вообще могли нас задавить числом, но вместо этого похитили Настю и Буратино и вынудили отряд разделиться. Если б мутанты не препятствовали нам, мы бы точно добрались до конечного пункта миссии, и там нашли бы свою смерть. Выходит, твари жертвовали собой, чтобы спасти нас от неминуемой гибели. Но зачем? Не потому ли, что я сам постепенно становлюсь одним из них? Похоже на бред, но в Зоне всё на грани абсурда. Многое из того, что здесь происходит, невозможно в нормальном мире и наоборот. Тогда возникает резонный вопрос: не по той ли самой причине кто-то хочет расправиться со мной? Кому выгодно убрать сталкера-полумутанта? Семакину? Вряд ли. Он учёный до мозга костей и только рад будет возможности изучать мою психологию и поведение. Конечно, может, ему захочется когда-нибудь вскрыть меня, но для этого нужно целое тело, а не разбросанные взрывом фрагменты. Военным? Они пока не знают, что со мной происходит. Мулу? Что-то наподобие засады в той деревне – вот его уровень, всё остальное для него слишком сложно и хлопотно».

За подобными размышлениями прошла большая часть пути. Я привычно фиксировал взглядом аномалии, время от времени кидал болты – больше для успокоения Косаря, нежели из соображений необходимости. Прижиматься к пахнущему мокрой листвой и грибами лесу уже не было необходимости. Небо прояснилось, сверху не капало, тогда как возле деревьев при каждом порыве ветра начиналась капель. Мы шли по заросшему тощими осинками и молодыми сосенками пологому склону холма, медленно приближаясь к «чёртовой деревне».

Натоптанная извилистая тропинка привела к узкому и длинному перешейку между аномальным селением и широким, будто перепаханным взрывами полем – ещё одной опасной территорией Зоны. На этом лугу концентрация всевозможных ловушек превышала все мыслимые пределы. Причём деструктивы меняли своё местоположение не от выброса к выбросу, а каждый божий день. Порой они даже наползали друг на друга, из-за чего тут регулярно гремели взрывы, а воздух гудел от треска электрических разрядов.

Первые выстрелы прогремели, когда мы дошли до середины «бутылочного горлышка». Длинная цепочка пулевых фонтанчиков взрыла тропку неподалеку от нас. Мой отряд сразу распластался на земле, а вот Косарь замешкался.

– Ложись! – крикнул я, но было уже поздно. Сухо, словно пастуший кнут, щёлкнул одиночный выстрел. Косарь со звёздчатой дыркой в забрале шлема упал навзничь. Бульбаш пополз было к кейсам, выпавшим из рук ассистента, но снова загрохотал чей-то автомат, пули защёлкали по тропе, и сталкер уткнулся лицом в землю.

Судя по ярким вспышкам дульного пламени, по нам стреляли с чердака стоящего на соседнем пригорке сарая. То ли стрелки оказались неопытными, то ли в руках у них был хлам, а не оружие, но их пули не долетали до нас. Хотя, возможно, дело было в том, что мы находились за пределами некоего «водораздела». Наш холм был выше соседнего, на котором стоял сарай, а мы залегли с обратной стороны вершины. Вот если б стрелки подождали, когда мы начнём спускаться, тогда нас всех положили бы, как в тире. А так они смогли убить только Косаря.