И тут в дверь позвонили. Хозяйка загремелазамком, в квартиру вихрем влетела женщина, одетая в пронзительно-красныйкостюм. В темной прихожей сразу стало светлее. У незнакомки на головелохматились ярко-рыжие пряди, лицо украшали огромные жгуче-карие глаза.Казалось, что стройная особа испускает лучи света и пучки бьющей во все стороныэнергии.

– Тетя Маша, – воскликнулаона, – психотерапевта привезу завтра, рано, в девять утра. Вы ужпостарайтесь проснуться.

– Не надо, Олеся, – холодно ответиластаруха.

Олеся всплеснула руками.

– Снова здорово! Договорились же! За Аллунадо бороться!

Мария Кирилловна выпрямила спину и,торжественно ткнув в меня пальцем, сообщила:

– Поздно. Вот она сейчас идет в милицию,с заявлением!

– Каким? – попятилась Олеся.

– Алла у женщины коляску украла ипродала, – заявила Мария Кирилловна, – такое не прощают. Ее теперьхорошенько накажут, ну и правильно.

Олеся переменилась в лице, ухватила меня заруку и потащила на лестницу со словами:

– Ну-ка, двигай со мной, есть о чемпоговорить.

Пальцы субтильной девушки оказались цепкими, абицепсы железными. Крепко держа меня за плечо, Олеся распахнула дверь соседнейквартиры и велела:

– Входи.

Я вошла в коридор и поняла, что нахожусь вапартаментах-близнецах. У Олеси оказалась точь-в-точь такая же жилплошадь, каки у Марии Кирилловны, только комнаты располагались не с левой, а с правойстороны коридора.

– Ты врешь, – топнула ногой Олеся,впихивая меня в кухню, – Алка не могла коляску спереть!

Я тяжело вздохнула.

– Хорошо ее знаешь? Давно дружите?

– Мы сестры.

– Кто? – вырвался у меня возгласудивления.

Олеся сердито пояснила:

– У нас один отец, а матери разные. Я обАлле знаю все! Небось, тебе Мария Кирилловна сейчас небылиц наговорила пропьянство!

– «Небылицы» в данной ситуации неверноеслово, – усмехнулась я. – Алла лежит в пустой комнате, прикрытаярваным одеялом, в состоянии алкогольного опьянения. Понимаю, что тебе неприятнослышать подобные заявления, но она алкоголичка, которая живет воровством.

– Неправда!

– Загляни-ка в ее спальню!

– Я не в том смысле. Алла честная,копейки не возьмет, – закричала Олеся, – миллион рядом лежать будет,и она не прикоснется. Да, распродала вещи, но ведь шмотки принадлежали ей!

– Насколько я понимаю, комната давнопустая, – заявила я.

– В общем верно, – сбавила тонОлеся, – но Алуська не тырит чужое!

– Откуда же деньги на водку?

– Я даю, – тихо ответила Олеся.

– Вот уж глупость, – вырвалось уменя, – зачем же создаешь благоприятные условия для алкоголички? Такогочеловека надо, наоборот, лишить всякой возможности пить горячительные напитки,глядишь, и выздоровеет!

Олеся повернулась к плите.

– Не крала Алка коляску, ей ее подарили!

– Подарили? Кто? С какой стати? –спросила я.

Олеся молча поставила передо мной кружкутеплого, некрепкого чая и сказала:

– Попытаюсь объяснить, хотя непростобудет! Во всем случившемся в конечном итоге виновата Мария Кирилловна.

– Она тут при чем? – мигомрасплескала я чай.

Олеся взяла губку, ловко ликвидировалабезобразие и сказала:

– Ты слушай. Маму Олеси звали Светланой,очень милая женщина была, тихая, спокойная, не чета бабке. Мария Кирилловнатолько прикидывается доброй и интеллигентной, на самом деле она злобнаяхабалка, уж поверь мне. Всем жизнь покорежила, начала с дочери.

Я навострила уши. А Олеся продолжаларассказывать, впрочем, пока ничего нового я не услышала.

Родители у людей бывают разные. Одни, эгоистыдо мозга костей, зовут малышей спиногрызами и стараются вырастить их, особо нетратясь: ни морально, ни материально. Вторые, наоборот, изо всех сил опекаютчадушек, выполняя любые, порой самые наглые их прихоти. Редко встречаютсяматери, у которых эгоизм гармонично сочетается с нежной заботой.

Я, будь у меня выбор, предпочла бы жить упервой категории мамаш. Прошпыняет все детство, в четырнадцать лет выгонит издома, плыви дальше сама. Но именно из таких, рано кинутых в море жизни детей иформируются сильные, самодостаточные личности, умеющие лихо справляться собстоятельствами и добивающиеся в конце концов успеха. Намного хуже обстоитдело с теми, с кого матери сдувают пылинки.

Света была из последних, причем МарияКирилловна оказалась самым опасным из всех возможных вариантов родительниц:капканом, спрятанным внутри пухового одеяла, или иголкой в пирожке с вареньем.

Мария Кирилловна не отпускала дочь от себя нина шаг. Несчастная Света была лишена всех ребячьих радостей. Ей запрещалоськататься на санках, на коньках, прыгать через скакалочку, потому что маманервничала, опасаясь за здоровье ребенка. Свете предписывалось весь день сидетьдома и готовить уроки. Причем такая опека Марии Кирилловны не мешала последнейвести активную светскую жизнь: ходить в театры, на концерты, бегать помагазинам и пить чай с подружками. Работу мать тоже не бросила. Со Светойсидели няни. Любой другой ребенок, достигнув подросткового возраста, взбесилсябы, но Светлана, даже справив восемнадцатилетие, покорно подчинялась матери.

Когда девушка получила аттестат и поступила ввыбранный мамой институт, ее стало невозможно держать дома, и Мария Кирилловнарезко изменила тактику. Теперь она, услыхав, что Светлана собирается послезанятий в кино, мгновенно падала на диван и заявляла:

– Господи, у меня инфаркт!