– Ничего, – снисходительно кивнулаМария Кирилловна, – я тоже ошиблась. Приняла вас за психолога, которогообещала прислать Олеся. Дурацкая идея. Алле не помочь. Увы, в семье не безурода. Хорошо, Мстислав Сергеевич не дожил до позора. Когда он упокоился, Аллабыла еще ребенком. Так что привело вас сюда? Надеюсь, не факт воровства? Сразухочу предупредить, я ничего возмещать не стану. Зовите милицию. Алла взрослая,с нее и спрос. Мы просто существуем в одной квартире. Да уж! Так по какойпричине вы явились сюда?

Я глубоко вздохнула и изложила ситуацию сколяской.

Мария Кирилловна кивнула.

– Ужасно, конечно. С другой стороны, вашаподруга должна быть счастлива, от детей одно горе.

– Вот уж неправда, – возмутилась я.

Мария Кирилловна хмыкнула.

– Своих имеете?

– Двоих, – сообщила я, не упоминая остепени моего родства с Кирюшкой и Лизаветой.

Пожилая дама поправила идеально уложенныеволосы.

– Ну, может, дай бог, они у вас несопьются, с наркоманами не подружатся, воровать не начнут и не станут плодитьсябез контроля.

– Лиза с Кириллом растут в нормальнойсемье, – перебила я Марию Кирилловну, – у нас все работают и ничемпротивозаконным не занимаются, откуда ребятам плохому научиться?

Хозяйка скривилась.

– Милочка, я всю жизнь преподавала вмузыкальной школе, а мой супруг руководил крупным предприятием. В нашем доменикогда водки не держали и грубых слов не произносили. Дочь наша, покойнаяСветлана, выросла воспитанной девушкой, да, на беду, решила родить, без мужа.Уж как я ее отговаривала, умоляла не совершать глупостей, просила подумать, негубить себя. Нет, уперлась, сказала нам:

– Убивать человеческое существо грех, непойду на аборт.

И что? Скончалась через месяц после родов,горе-врачи какую-то инфекцию занесли. Мы с мужем поплакали и стали Аллочкувоспитывать, внучку-сиротку. Следовало ее в детский дом сдать и забыть. Может,там, в государственном учреждении, из нее бы дурь и выбили! Но нет! Мы жепоступили интеллигентно, потащили девочку в зубах. И что вышло? В школе учитьсяне хотела, курить начала. Хорошо, хоть Мстислав Сергеевич скончался рано. Он-тонаивно полагал: перерастет девочка, исправится. Даже перед смертью внушал мне:

– Потерпи, Маша, наладится жизнь,возьмется Аллочка за ум.

Куда там! Кое-как аттестат получила, да и толишь потому, что я в школу постоянно ходила. А зря! В институт Алла, конечно,не поступала и ни дня не работала, знания ей ни к чему. Друзья появилисьшумные, водка, гулянка. До того дошло, что я участкового вызвала. Вот с тогодня у нас относительная тишь. Испугал ее милиционер, тюрьмой пригрозил. Алла ипримолкла, стала вещи из своей комнаты продавать, драгоценности, которые ей деддарил, много чего хорошего имелось у девочки, лично я ей фигурки отдала,коллекционный фарфор. Все на водку ушло. До того она меня довела, что я хотеларазъезжаться, бросить квартиру, в которой прожила с мужем, лишитьсявоспоминаний…

Мария Кирилловна замолчала, потом мрачнодокончила:

– Только ничего не вышло. Алла согласияна размен не дала. Так и живу теперь, смерть поджидаю. И знаете, что менябольше всего пугает? Не физическое исчезновение, а истребление духовногонаследия. Едва упокоюсь в земле, Алла мигом продаст все из квартиры, вместе ссамими апартаментами, и сгинет на улице. Мне девку не жаль, грязь должна уйти кгрязи, но вот книги, которые собирал муж, картины, пианино, принадлежавшее ещемоей бабушке… Вещи нашей семьи, родовая история, распылятся и пропадут.

– Вы ее лечить не пробовали? –вырвалось у меня.

Мария Кирилловна горько усмехнулась.

– Сколько раз! И лекарства покупала, и вклинику укладывала. Только врачи в один голос говорят: толк от терапии бываетлишь тогда, когда сам больной проявляет сознательность, испытывает желаниестать нормальным членом общества. У Аллы подобного настроя нет. Олеся, правда,не теряет до сих пор надежды, вот, обещала психотерапевта прислать. Всерассказывала мне, какие чудеса специалист творит, говорила: «Эта женщинаалкоголиков просто преображает».

– Внучка не рассказывала вам, откуда онадетскую коляску взяла? – невежливо перебила я пожилую даму.

Лицо Марии Кирилловны окаменело.

– Мы с Аллой давно не беседуем.

– И вы спокойно смотрите на то, какпьяная внучка вваливается в квартиру? – возмутилась я. – Неинтересуетесь, где она сшибает рублики?

– Я уже один раз объяснила: она вещипродает.

– Так в комнате пусто!

– Верно, давно имущество в распылпустила.

– И ходит пьяная!

– Каждый день.

– А деньги где берет?

– То мне неведомо.

– Значит, ворует.

– Пусть так.

– Но ее арестуют! Посадят!

– И очень хорошо, – закивала МарияКирилловна, – вот вы можете в отделение заявление отнести по фактуукраденной коляски. Только рада буду, говорят, за решеткой люди меняются. Незря ведь эти учреждения называют исправительными!

– Можно мне подождать, пока Аллапроспится? – попросила я.

Мария Кирилловна сделала брови домиком.

– Нет, конечно. Пьяница способна и дозавтрашнего вечера прохрапеть. Ступайте в милицию и приводите людей в форме.Вот они скоренько ее в чувство приведут, очень хорошо получится. И вы правдуузнаете, и я от горя избавлюсь. Не знаете, сколько за похищение коляски дают?Больше десяти лет?

Эгоизм и жестокость Марии Кирилловны изумляли.Она терпеть не может внучку, которая, правда, своим поведением довела бабушкупочти до могилы. Но я-то не сделала старухе ничего плохого, и вот теперь бывшаяпреподавательница музыки, милейшая, интеллигентная старушка, развлекающая себяпо вечерам умелой игрой на пианино, с огромной радостью вопрошает о сроке,который Алле предстоит получить за кражу коляски. Моя неприятность для бабкирадостное событие, вследствие которого она наконец-то обретет покой в своейквартире.

В полном негодовании я встала.

– Ступайте, милочка, заучастковым, – подталкивала меня к двери хозяйка, – да поторопитесь, ато я спать скоро лягу. Страдаю нарушением сна, если разбудить посреди ночи,промаюсь до утра, глаз не сомкну.

– Мне надо побеседовать с Аллой, – явсе же попыталась добиться своего.