– Не ври! – обозлилась я.

– Она просто не может сообразить, о чемречь, – пришла на помощь сестре Олеся. – Алла, тебя никто ругать несобирается, скажи только, коляска пустая была? Или там ребеночек лежал?

– Мальчик, – добавила я, –совсем крохотный!

Глаза Аллы остекленели, лицо превратилось вмаску, прижав кулаки к груди, она стала раскачиваться из стороны в сторону,потом по худым щекам потекли слезы.

– Он умер, – забубнила она, –маленький… ручки… ножки!

Олеся с укоризной взглянула на меня, потомобняла сестру за плечи и, четко выговаривая слова, сказала:

– Где ты нарыла коляску?

– Там, – ткнула Алла рукой в сторонуокна.

– На улице?

– Да.

– И в каком месте?

– Не помню.

– Попытайся сосредоточиться.

– Мне дали. Пустую. Совсем, –отрывисто стала говорить Алла. – Она стояла. Долго. Ненужная она ей. Япродала хорошим людям. Мне такая ни к чему. Детей нет. Умер он, мальчик!

Я подскочила над стулом.

– Так внутри все же находился младенец!

– Нет. Он умер. Давно, – спокойносказала Алла, потом вдруг вскочила и заорала на Олесю: – Дай водки скорей!Плохо мне!

Старшая сестра вспуганной кошкой метнулась кхолодильнику, вытащила чекушку и поставила на стол. Я отвернулась.Пьяница-мужик отвратителен, но алкоголичка-женщина еще страшней, сейчас оченьнеприятно смотреть на Аллу. Конечно, ее детство и юность нельзя, наверное,назвать счастливыми, она росла без родителей, с бабушкой, которая постоянношпыняла девочку. Но, с другой стороны, сирот в нашей стране много, кое-кто обитаетв приютах, если вспомнить об этих несчастных детях, то Алле еще повезло, онавоспитывалась дома. И, увы, кое-кому из женщин пришлось перенести смерть детей,ужасное испытание, но ведь большинство возвращается после него к нормальнойжизни, а Алла предпочла утопить себя в бутылке. Наверное, она бы и без горястала пропойцей, просто придумала себе причину, которая оправдывает еепьянство. Есть у нас с Катей одна такая знакомая, той, чтобы схватиться зарюмку, много не надо. Наступил кто-нибудь в метро на ногу – и готово, глотает«огненную воду», чтобы заглушить стресс.

По кухне понесся храп, Алла заснула, неловкоопершись о стол.

– Ну, теперь больше ничего неузнать, – горько сказала Олеся, – уносит ее сразу, много нетребуется. Одного не пойму, ну велел мне доктор уменьшать дозу, и что? Раньше ипол-литра ее не забирало, а сейчас чайной ложки хватает! В чем смысл пониженияколичества потребляемого, а?

Я пожала плечами.

– У меня совершенно нет опыта общения салкоголиками.

– Считай, тебе повезло, – скривиласьАлла.

– Можно я завтра приду?

– В принципе да, я сейчас в отпуске, нотолько зачем? – буркнула Олеся. – И так все понятно. Думаю, тызнаешь, как дело обстояло?

– Говори.

– Женщина пошла в магазин, –принялась фантазировать Олеся, – с коляской в торговый зал не пропустили,она ее у входа и оставила. А младенца, естественно, с собой прихватила, тутАлла мимо шла, ну и…

– Сперла коляску, – закончилая, – и продала за сто рублей. Зря ты ее честной считаешь!

Олеся горестно подперла рукой щеку.

– С ней впервые такое! Никогда чужого невозьмет.

– Алкоголь меняет личность не в лучшуюсторону.

– Может, женщина сама ей коляскуотдала? – приободрилась Олеся.

Я усмехнулась.

– Отличная идея. Значит, катила себеребенка, увидела Аллу и решила: вот бедная пьяница, пусть повозочку возьмет ипродаст, ей на водочку хватит.

Олеся опустила голову.

– Ну, не так, конечно.

– А как?

Она молча смотрела на стол.

– Украла твоя Алла коляску, –резюмировала я, – ну-ка разбуди ее!

– Зачем?

– Пусть вспомнит, где орудовала. Есливозле магазина, то у какого? Там должны иметься свидетели, кто-то видел Олю смладенцем. Мне сгодится любая ниточка.

Олеся стала трясти Аллу, но безрезультатно.Младшая сестра только мычала, не раскрывая глаз.

– Лучше завтра, – наконец выдавилаиз себя Олеся, – подходи к одиннадцати утра.

– Она по новой к этому времени ненакушается?

– Нет, – помотала головойОлеся, – Алла обычно в этот час умывается, а потом на работу топает. Возлеметро харчевни стоят. Алла там полы моет, ее за это кормят и денег дают.Странно, однако!

– Что?

– Знаешь ведь, как мужчины себя в такихобжорках ведут, – задумчиво ответила Олеся, – бросят сумки, пивовозьмут с креветками и давай ля-ля, про портфели забудут. И вот, на днях, Аллаприходит и приносит триста долларов.

Олеся очень удивилась, увидев у сестрыподобную сумму.

– Где взяла? – с некоторым испугомспросила она.

Алла заулыбалась.

– Дядька в рыгаловке пакет забыл, а янашла и нос внутрь сунула, думала, может, там документы лежат. Чуть не умерла,когда содержимое узрела. Там деньги, в пачках, и ежедневник. Слава богу, напервой странице все его координаты имелись. Имечко у него, не поверишь,Богодасыср! Позвонила я растеряхе, он принесся, благодарил жутко и во, три сотниотсыпал. Спрячь их, Олеся, а то пропью ведь. У тебя целее будут. Теперь стануна отдельную квартиру собирать, от бабки съехать хочу, достала она меня.

– С твоей зарплатой, чтобы на одинквадратный метр накопить, надо год, не разгибаясь, пахать, давай лучше тебеодежду купим, съездим в выходной на рынок, – предложила Олеся.

– Не, – уперлась Алла, –затырь. Может, еще и у меня праздник случится, заработаю деньжонок…

– Богодасыср, – медленно повторилая, – Богодасыср Олимпиадович Ласкин… Наверное, это он.

– Ты его знаешь? – удивилась Олеся.

– Во всяком случае, мне известен дядечка,откликающийся на такое имя, и, думаю, в Москве вряд ли имеется еще одналичность, которую родители обозвали так же. Ладно, приду завтра. Утро вечерамудренее, – тихо ответила я.