За вывеской концерна “Парадиз” стояло ЦРУ.

Евгений Николаевич старался не думать об этом. Его дружба сХоганам завязалась в Гарварде, куда он наведывался довольно часто, сначаласлушал лекции, потом сам выступал с лекциями. Они с Хоганом были добрымиприятелями, не более.

Вообще, все эти грязные подробности пиарошных технологий,все эти вопросы о деньгах, способах их выбивания, отмывания, перекачивания,вколачивания чрезвычайно портили нервы и вредили харизме. Ухудшался цвет лица,тускнели глаза, опускались плечи, начинали дрожать руки. К счастью, это понималне только Евгений Николаевич, но и его окружение. Ради сохранения чистойкрасивой харизмы Рязанцева освобождали от многих некрасивых и грязныхподробностей. Кто вложил деньги, каким образом и с какой целью, не должно быловолновать лидера. Для него главное – имидж.

Сначала работал имидж слегка усталого, но энергичногоинтеллектуала с демократическими идеалами и мягким умным юмором, созданныйсамим Рязанцевым с помощью жены. Небрежно-спортивный стиль в одежде, джинсы, свитерок,взлохмаченные волосы. Потом он перестал работать, понадобилось нечто свежее.

В моду вошли железные генералы, грубые, мужественные, ссоленым юмором и хриплым прокуренным голосом. Рязанцеву остригли волосы совсемкоротко, по-военному. Он перестал появляться на публике в джинсах и свитере.Только строгий костюм, темно-серый или синий, чуть мешковатый, без всякихизысков. Он стал говорить отрывисто, четко обрубая фразы. Он репетировал передзеркалом жесткий прямой взгляд. Он сменил походку и марку туалетной воды,научился разбираться в оружии и определять чин по звездочкам на погонах.

Мода на мужественную военную аскезу сменилась модой нанаглое, вопящее о себе богатство. Костюм от Кардена, часы за несколько десятковтысяч долларов, отдых на самых дорогих курортах, обеды в самых дорогихресторанах, сонный надменный взгляд, вместо идеалов – откровенный, бесстыдныйэгоизм, вместо юмора – циничные шуточки, вялые и несмешные.

Но и это вскоре приелось. Опять потребоваласьинтеллигентность, но уже более холодная, аккуратная и спортивная.

Рязанцев послушно перевоплощался. Вокруг него клубилисьимиджмейкеры, стилисты, визажисты. Большая часть его жизни проходила передфото– и телекамерами. Ему приходилось играть в гольф, бильярд и большой теннис.Он участвовал в общем раскачивании, взявшись за руки, под известную песнюОкуджавы. Он прыгал по сцене и неприлично крутил задницей вместе с популярнымэстрадным трио. Он публично перекусал несколько десятков караваев, когда впровинциях его встречали хлебом-солью. Он перерезал сотню красных ленточек навсяких торжественных открытиях. Он бегал в мешке в детском спортивном лагерепод Москвой и кормил манной кашей с ложечки дебильную сироту в Доме малютки подТюменью. Он щупал матрасы и пробовал баланду в Бутырской тюрьме. Он обмазывалвзбитыми сливками голые спины фотомоделей на рождественской вечеринке,устроенной модным журналом. Он, напялив кокошник исполнял куплеты на новогоднемтелевизионном “Огоньке”. Он трижды чуть не подрался на ток-шоу, один разподрался на заседании Госдумы, но ни разу не заснул там.

Конечно, одному человеку такое не по силам. Он привык, чтокто-то всегда рядом, готовит его, дает наставления, организует все наилучшимобразом, болеет за него всей душой. Сначала это была жена. Потом, послемучительного периода семейных драм, политических неприятностей, раскола впартии, кадровой чехарды и хоровода невыносимых имиджмейкеров, появилась Вика.Она убедила его, что никакая харизма не выдержит такого бешеного ритма, ему непо чину и не по летам столь часто менять костюмы и декорации.

– Ты должен прежде всего оставаться самим собой, – сказалаона, – не смотри на других. Никого не слушай. Кто они и кто ты?

Кто они – соратники по партии, соперники, противники,тусовщики, толпа, он примерно представлял себе. Но кто он – забыл. Его детство,юность, семейная жизнь, болезни и шалости детей, гастрономические вкусы, хобби,привычки дурные и хорошие – все давным-давно стало достоянием публики. Все былорастиражировано в десятках интервью, в которых только полный идиот рассказываетправду. Евгений Николаевич так привык к свой вымышленной, пиарошной биографии,что настоящую уже не помнил.

Вика с жаром занялась реставрацией его харизмы. Слой заслоем она соскабливала все лишнее, пошлое, глупое. Она сумела разгадать егобеспомощную младенческую суть и стала для него нянькой. Он не мог без нее шагуступить, не знал, как себя вести, как жить дальше.

– Я так тебя любил, я тебе так верил, – шепотом повторялРязанцев, тыча вилкой в нежный стебелек спаржи, – предательница, предательница!

Он ткнул так сильно, что треснул тонкий фарфор тарелки.Рядом кто-то кашлянул. Он поднял голову. Над ним стоял метрдотель с телефоном вруке.

– Простите, Евгений Николаевич, мы не хотели вас беспокоить,но это действительно срочно, – произнес он интимным шепотом.

Рязанцев поморщился, промокнул губы салфеткой и взял трубку.

– Вы знаете, что у вас дома сейчас сидит майор милиции? –услышал он мрачный голос Егорыча.

– Арсеньев? Ах, ну конечно. Который час? – спохватилсяРязанцев и взглянул на часы, – Надо же, я совсем забыл. И что он там делает?

– Допрашивает эту вашу идиотку Лисову.

– Да, нехорошо, нехорошо. Позвони, пожалуйста, извинись,скажи, что я скоро приеду. И пусть она его угостит чаем, кофе, – Рязанцевстарался говорить как можно спокойней, но сдерживался с трудом.

Это в самом деле было ужасно. Сегодня утром позвонили изпрокуратуры, он сам попросил, чтобы прислали того милицейского майора, скоторым он беседовал в морге, назначил встречу и напрочь забыл о ней. Дело не вмайоре, он подождет, ничего с ним не случится. Но то, что такие вещи легковылетают из головы, – очень неприятный и опасный признак.

– Вы понимаете, что так нельзя, с этим надо что-то делать? –вкрадчиво спросил Егорыч, словно угадав его мысли. – Вы не можете обойтись безпресс-секретаря. Никого из людей Хавченко вы не хотите, Феликса тоже не хотите.

– Не хочу, – вздохнул Рязанцев.

– Но больше у нас никого нет, – резонно заметил Егорыч.

– Слушайте, неужели, имея два пресс-центра сукомплектованным штатом профессиональных сотрудников, нельзя найти человека,который временно возьмет на себя обязанности моего пресс-секретаря? – Рязанцевчуть повысил голос и заговорил тоном недовольного начальника.

Егорыч сердито молчал в трубке. Его сопение Рязанцева сталораздражать, и чтобы прекратить разговор, он пообещал:

– Ладно, я сам решу эту проблему, если больше никто не всостоянии ее решить.