Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Евгений Николаевич, с вами все в порядке? – послышалсярядом тревожный шепот метрдотеля.
Рязанцев молча кивнул, поднялся, быстро прошагал к туалету.Там, к счастью, было пусто. Он прополоскал рот, приблизившись к зеркалу,рассмотрел ранку на языке. Она оказалась маленькой и неглубокой.
Вернувшись за стол, взял телефон и набрал номер Мери Григ.
* * *
«Она просто рехнулась, – думал Андрей Евгеньевич, открываядверь пустой Машиной квартиры в Гринвич Вилледж, – может, стоит сказать об этомМакмерфи, чтобы ее как-то подстраховали? Неужели она в первый же день встретилакого-то похожего? Ну да, дом Рязанцева всего в пяти километрах от этихпроклятых Язвищ. И что из этого?»
Красную папку он нашел сразу. Отправляя по факсу фотороботылысого ублюдка, который напал на Машу в лесной школе в ноябре восемьдесятпятого, он хотел приложить к ним короткое послание, но застыл над чистымлистом, не зная, что написать. Факс получат дежурные в посольстве, прежде чемпопасть к Маше, он пройдет через несколько рук. Писать что-то типа “будьосторожна” – верх идиотизма. Такая приписка вызовет только излишнее любопытствоу посторонних, а Маша и так будет чрезвычайно осторожна, в глубине души он вэтом не сомневался.
Еще раз внимательно взглянув на портреты, он вдруг обратилвнимание на некоторые детали, которых не замечал раньше. Маша представиланападавшего в разных видах: лысого, с длинными волосами, с бородой, с усами. Ноглаза везде оставались голыми, ни бровей, ни ресниц. Между тем и те и другиемогли быть к моменту нападения обожжены или острижены, а потом отросли, ивнешность изменилась весьма существенно.
На двух портретах герой улыбался, его жуткие зубы, кривые,редкие, темно-ржавые, запомнились Маше особенно ясно. Но ведь он мог вставитьсебе новые, это тоже очень сильно меняет облик.
На чистом листе он написал всего одну строчку: “Внимание!Брови, ресницы, зубы!"
Через несколько минут аппарат просигналил что факс прошел.Прежде чем покинуть квартиру дочери, Григорьев влез в ее компьютер, нашел файл,посвященный лысому ублюдку, и перегнал его для себя на чистый диск.
* * *
По дороге в Кони-Айленд он умудрился проехать на красный изаплатил штраф полицейскому, потом заблудился и опоздал на пятнадцать минут,что случалось с ним крайне редко. Он загадал: если у связника на самом делеокажется в сумке котенок, именно такой, белый, с большими голубыми глазами,мужского пола, то у Маши все будет хорошо.
Девушку с длинными красными волосами он заметил издалека,она возвышалась над остальными прохожими, поскольку к ста восьмидесяти пятисантиметрам роста добавила еще десять сантиметров “платформы”. Ей было небольше двадцати. Кроме красных волос, зеленой лаковой куртки, полосатых, как морскаятельняшка, сапог на “платформе”, у нее были еще немыслимые ногти разных цветовс крошечными гербами разных стран. Симпатичный черный малыш весело лопотал,сидя у нее на животе в “кенгуру”. С ребенком она говорила по-английски, сГригорьевым по-русски. На плече у нее висела большая сумка из мягкой стеганойткани. Молния была застегнута до середины. Андрей Евгеньевич заставлял себя несмотреть на сумку.
– Давайте зайдем в кафе, мне надо поменять Ване подгузник, –заявила она, – только тут у нас проблема с парковкой, как везде в Нью-Йорке.Есть платная, через квартал.
Это было странно, поскольку кафе – не лучшее место дляобмена информацией.
"Ну ладно, ребенку действительно может быть нуженчистый подгузник, – решил Григорьев, – переодевать его на лавочке в скверенеудобно”.
По дороге Андрей Евгеньевич успел узнать, что его новаязнакомая родилась в Петербурге, родители привезли ее в Америку в пятилетнемвозрасте. Сейчас ей девятнадцать, она учится в Бруклинском колледже, правда,когда родители узнали, что у нее был черный бой-френд, они отказались платитьза ее обучение. Она живет с подругой, они снимают напополам маленькуюквартирку-студию и вдвоем растят Ванечку, с его отцом она рассталась еще дорождения ребенка.
Подгузник она поменяла, попросила Григорьева взять для нее порциюшоколадного мороженого со взбитыми сливками, для Вани йогурт и яблочный сок.
Стеганая сумка стояла на стуле, не подавая никаких признаковжизни. Но главное, девушка, назвавшаяся Соней, не подавала никаких признаковнастоящего связника. Она продолжала болтать всякий вздор. Григорьев не знал,что думать. Он взглянул на часы, вежливо улыбнулся и спросил, с трудомвклиниваясь в монолог красноволосой девушки:
– Простите, можно мне хотя бы взглянуть на котенка?
– Ох, да, конечно! – она почему-то густо покраснела иперешла на шепот. – Только осторожно, не разбудите его. Понимаете, я не хотелавам говорить по телефону, но он хулиган, в отца. Амалия Петровна – настоящаяледи, аристократка, два других котенка, которых уже взяли, они в нее, а этотпросто уголовник какой-то. Знаете, за свою коротенькую жизнь он умудрилсяпорвать три пары колготок и кружевные шторы, разбить мою любимую японскуючашку, обкакать налоговую декларацию.
Григорьев обошел стол и осторожно заглянул в сумку. Там,закутанное в детскую трикотажную кофточку, лежало нечто, вполне похожее накотенка. Андрей Евгеньевич сумел разглядеть только крошечное бело-розовое ухо.
– Умоляю, не трогайте его! Если он проснется и начнетбуянить, вы точно откажетесь его брать! – испуганно прошептала девушка. –Давайте лучше я покажу вам фотографию Амалии Петровны.
«Господи, она же никакой не связник! Это совпадение, простосовпадение, и все…»
– Знаете, мне уже пора. Я, конечно, возьму его. Единственнаяпроблема – у меня нет с собой подходящей сумки, я просто не подумал об этом.
Сумки для котенка у него действительно не было, но он несомневался, что как-нибудь довезет до дома эту кроху. Просто хотел датьпоследний шанс девушке на тот случай, если она все-таки связник. Ее частьинформации могла оказаться в сумке вместе с котенком. Если так, то свою частьон сумеет передать чуть позже. Можно позвонить еще раз и придумать какой-нибудьневинный предлог для встречи.
– Что же делать? – она опять покраснела и виноватоулыбнулась. – Понимаете, я никак не могу отдать вам эту сумку, у меня тамподгузники, бутылочка, запасные соски, куча Ваниных вещей.
– Ладно, не страшно. Что-нибудь придумаем, – успокоил ееГригорьев, – вы уверены, что хотите отдать его бесплатно? Я могу заплатить.
Она почему-то обиделась, смешно выпятила нижнюю губу, отвелавзгляд.
– Я, конечно, нуждаюсь, но не настолько, чтобы брать с васденьги за это несчастье. Вы угостили нас с Иваном, и спасибо. Только у меня квам единственная просьба. Если он вас очень достанет, вы его на улицу невыгоняйте и ни в коем случае не сдавайте в кошачий приют, лучше сразу усыпите.Обещаете?