Бросив платье на стул, Илюшин, крадучись в темноте, добралсядо выключателя и пощелкал тумблером. Свет не горел. Тогда он, повинуясь чутью,подошел к двери, приоткрыл ее – и успел увидеть на тускло освещенной лестницевысокую фигуру в белом, заворачивающую в коридор.

Одним прыжком Макар перепрыгнул пять ступенек и скатилсякубарем на свой этаж, приготовившись схватить того, кто стоял за дверью, покаон ходил по чердаку. Но рассерженно выругался про себя – фигура в беломисчезла. Перед Илюшиным было восемь закрытых дверей, и ему снова показалось,что в какой-то из них – если не в каждой – спрятан глазок.

«Нет, дамы и господа, больше я шутить с вами не буду».Разозленный Макар подошел к ближней двери и подергал ее. Как и ожидалось, онаоказалась заперта. Следующая тоже. За третьей была комната Эли, и секунду Макарколебался, а затем, как будто его кто-то позвал, медленно обернулся назад,посмотрел в конец коридора, где была комната, откуда ночью доносился плач.

Ему показалось, что дом вокруг него насторожился и все бесплотныетени, прятавшиеся за зелеными дверями, испуганно приникли к своим глазкам.Стало удивительно тихо, и только снизу, из столовой, доносился голос ЭльвирыЛеоновны и все так же лаял пес на улице.

Макар вернулся в конец коридора и испытал подобие дежавю –он уже стоял перед этой дверью в таком же тусклом свете коридорных ламп,рассматривая царапины на нижней панели. Он потянулся было к ручке, но тут вкоридоре за его спиной кто-то вышел из своей комнаты, громко хлопнула отсквозняка форточка, и знакомый голос протянул с плохо скрытой насмешкой:

– Макар Андреевич, вы забыли, где вас поселили?

Илюшин обернулся, успев стереть с лица досаду и надетьвыражение «внезапная радость от встречи». Лариса, изогнувшись, как кошка,стояла, прислонившись к стене возле дверного проема. Зеленый кашемировый свитерстекал по ней вниз, к длинным ногам, которые облегала скромная юбочка. Волосыструились вдоль лица, и вся она была текучая, как русалка, и улыбалась так жезагадочно и зовуще, и смотрела голубыми, как фаянсовая чашка, глазами.

– Ваша комната здесь, – сказала она, не спускаяглаз с Макара Андреевича, который – можно уже было себе окончательно в этомпризнаться – очень ей нравился, очень… И его напускная небрежность ему шла – вотличие от прилизанного и застегнутого на все пуговицы Толика, который пыталсяизобразить эту самую небрежность, выбираясь куда-нибудь с Ларисой на выходные,но особых успехов в этом, увы, не достиг.

Илюшин с неохотой отошел от двери.

– Добрый вечер, Лариса. Мне показалось, что там кто-тоскребется…

Она запрокинула голову и рассмеялась, показав белоснежныеровные зубки с крошечной щербинкой на переднем.

– Но в доме нет кошек! У Эдика на них аллергия. Нехотите же вы сказать, что какая-то заблудившаяся мышь скреблась так громко, чтовы ее услышали?

– Наверное, почудилось, – признал Илюшин, делаяпопытку пройти мимо Ларисы к своей комнате. – Спокойной ночи.

Лариса сделала шаг вперед и преградила ему дорогу. Провеларукой по рукаву его рубашки, тонким пальчиком пересчитала на ней пуговицы,остановилась на верхней и нарисовала вокруг что-то вроде восьмерки. Илюшин слюбопытством наблюдал за ней, не делая ни одного движения.

Она обиженно надула губки, взяла его за руку и положила еесебе на талию, словно собираясь танцевать с ним вальс в полумраке коридора.Тело – такое податливое, такое гибкое – изогнулось, прильнуло к нему, и Лариса,закусив губу, посмотрела на Илюшина снизу вверх. Она не произнесла ни слова – ине собиралась говорить, оставляя за ним первую реплику и ожидая таких знакомых– и каждый раз волнующе новых – действий. В том, что на этот раз они будутумелыми, она не сомневалась – к двадцати пяти годам ей хватало опыта,помноженного на женское чутье, чтобы распознать мужчину, с которым стоилопоиграть в старую как мир игру.

Рука гостя скользнула вниз, едва коснувшись бедра, но толькоЛариса собралась отпустить шуточку о его торопливости, как почувствовала, чтоее берут за руку теплыми пальцами. Слегка оторопев, она смотрела, как Илюшинподносит ее руку к губам, целует, а затем поднимает на нее серые глаза исмотрит с такой издевательской вежливостью, что, ей-богу, не сдержалась бы,дала пощечину мерзавцу, не будь он постояльцем.

– Спокойной ночи, – мягко сказал Илюшин, отпускаяпальцы Ларисы. – Приятных снов.

Не успел он скрыться в своей комнате, как вслед ему холодныйтягучий голос напомнил:

– Не забудьте, Макар Андреевич, что мама ждет вас встоловой. Вы ведь еще не ужинали.

Он быстро обернулся и успел заметить в глазах Ларисыненависть оскорбленной женщины.

«Я могу себя поздравить – у меня появился враг в этомдоме, – сказал себе Макар, переодеваясь к ужину. – Не хватает ещетроих. Вот этим и можно заняться в ближайшее время. Конечно, я поужинал, ноничто не мешает мне сделать это еще раз, если уж подворачивается такая отличнаявозможность подергать тигра за усы. Вопрос лишь в том, правильно ли я определилтигра…»

Эльвира Леоновна подняла глаза и увидела входившего встоловую гостя, одетого в белый джемпер, который неожиданно преобразилрастрепанного студента во взрослого, весьма элегантного мужчину. В голове еемелькнула мысль о том, что она ведь хотела узнать, сколько ему лет, но задатьпрямой вопрос не позволяло воспитание, а сам Макар Андреевич не проговаривался.

– Как прошел ваш день в санатории? – спросила она,улыбнувшись. – Надеюсь, вам все нравится?

Ведя светскую беседу и нахваливая непонятноесложносочиненное блюдо, которым угощала его хозяйка, Илюшин размышлял о том,каким способом можно быстрее вывести ее из себя. Тему старшей дочери, явнойнеудачницы в глазах матери, он решил не трогать, тем более что Эльвира Леоновнасама завела разговор об Эле. «По вечерам три раза в неделю она занимается сдетьми в школьном кружке. Да-да, совершенно верно, учит их вязать. Конечно,платят за это копейки, но я считаю, что занятия идут ей на пользу – она хотя бывыбирается из дома! А иначе может просидеть целый день в комнате, занимаясьсвоими куклами…»

В конце концов Илюшин выбрал самый простой путь, который ктому же был проверен до него. Дослушав рассказ о том, что когда-то в этом домежили предки Эльвиры Леоновны и потому она относится к нему как к своемуродовому гнезду, он вставил две-три ничего не значащие фразы, а затем спросил:

– Между прочим, Эльвира Леоновна, кто живет в угловойкомнате на втором этаже?

Хозяйка поставила на стол поднос с выпечкой, неторопливымизящным жестом, красивым, как в кино, задернула штору, обернулась к Илюшину.Гладкое лицо осталось спокойным и невозмутимым.

– Там никто не живет. Эту комнату я собираюсьотремонтировать, и она станет одним из номеров для гостей – таким же, как ваш.

Макар задумчиво покивал в ответ, глядя, как Шестаковаразливает красно-коричневый чай по чашкам – себе и ему. Он подождал, не зададутли ему наводящего вопроса, но Эльвира Леоновна лишь молча улыбалась.