— Прошлым августом приехали тоже втроем на это самое место. Поставили сетешки, как полагается, выпили и прилегли. Ночью слышу, кто-то толкает меня под бок, открываю глаза — медведь! Как заору благим матом и в сторону, чуть Сергея не растоптал, — рассказчик, полный, лысый, с давно не бритым лицом, указал на лежавшего возле него рыбака, — на бегу оглянулся, а это лошадь, она из-под меня сено выдергивала. Стоит и смотрит на меня, как на придурка, что ж ты, мол, старый хрен, орешь как заполошный? Долго после этого надо мной смеялись. А как не испугаться, такая морда рядом, да еще космы.

Рассказчик подождал, пока разольют водку (наливали помалу, чтобы продлить удовольствие), плеснул немного в костер, выпил и продолжил:

— Однажды я сюда один приехал, захотелось рыбки, вот и рванул после работы. Поставил сети, попил чайку, и вроде спать не хотелось, а закемарил. А среди ночи чувствую, кто-то меня в плечо толкает, — мужчина показал, в какое, — причем толкает чувствительно и говорит: «Николай, вставай! Вставай, лодку уносит!» Я открыл глаза, глянул — точно. Вроде и поддернул ее хорошо, а берег глинистый, да еще трава, лодка и скользнула обратно. Пришлось раздеваться да лезть в воду, по грудь забрел, но поймал. Ладно, вытащил подальше на берег. И только тут до меня дошло. Мать честная! А кто ж меня будил? Волосы от страха дыбом, однако и уезжать нельзя — сетешки поставлены. Потом подумал — раз разбудил, значит, зла не желает, и остался. Но после этого спать на рыбалке не могу. Ну а почему он помог мне, предупредил — понятно. Мы в лесу или на реке не гадим, в кого попало не стреляем, молодь не губим, без надобности лес не рубим, стараемся жить в согласии с природой, и всегда с уважением к хозяину этих мест. А будь я браконьер какой, не тот, конечно, что в запрещенном месте рыбу на еду ловит, а настоящий, так и остался бы без лодки. Вы в городе единобожники, а мы почитаем нескольких — бога тайги, реки, гор… Иначе нельзя, тут своя иерархия, как в государстве. Президент, может, и хороший человек, да до него не докричишься, как и до Бога, все решают местные князьки, так и тут. Только князьков мы ненавидим, а богов уважаем. Не все, конечно, дураков хватает. Им на все наплевать, идут в тайгу как хозяева, а это все равно как в городе дорогу на красный свет перебежать.

— Пожалуй, похуже будет, — поправил его тот, кого назвали Сергеем.

— Конечно, похуже, — согласился рассказчик, — я это так, чтоб понятнее было. Помнишь, Андрей, Валентина Гришкова? Влип он лет пять назад в одну нехорошую историю. По речке Жердяйке, километров сорок от устья, была когда-то якутская деревня, наслег по-ихнему, и жил там очень сильный шаман. Лечил все болезни, мог это делать даже на расстоянии, проходил сквозь стены, колол себя насквозь ножом, жевал красные, прямо из печки, угли, мог превращаться в зверей и, говорили, мог воскрешать мертвых. Когда умер, похоронили его не в земле, а подняли гроб на деревья — спилили верхушки лиственниц и сверху примостили гробницу, по-якутски «арганас».

— Арангас, — снова поправил его Сергей.

— Один хрен, главное, чтоб людям понятно было. Со временем наслег опустел, вроде убежали от оспы, было это давно, нас тогда и на свете не было…

— И даже в проекте, — вставил Сергей.

— Многие из наслега переехали в Жердяевку, но шамана не забывали, ездили к нему на поклон, просили помощи — если кто обижал, просили вылечить от болезни. Вроде бы родственникам всегда помогал. А вообще считается, кто его зря побеспокоит, наведет на себя порчу. Дело в том, что после смерти сила шамана не исчезает, у великих вроде бы сто лет еще существует. Наши знали о силе шамана и на охоте всегда обходили это место стороной, чтоб не накликать беду. Мы по молодости забрели один раз с твоим отцом на захоронение — белки в тех местах много, но сразу же убрались, думали, заболеем или что еще, но вроде пронесло.

— Пронесло? — снова влез Сергей. — Анатолий через год умер, а перитонит у него произошел, между прочим, на охоте.

— Если бы Анатолий не терпел, а сразу рванул в село, ничего бы не было. Вырезали бы аппендицит, и делу конец. Так вот, Валентин Гришков про шамана и его силу тоже знал, но если в голове ума нет, из задницы не займешь. Белковали мы в тот год недалеко от наслега, примерно в десяти километрах, возле Жердяевки в ту зиму белки вообще не было. И вот раз вечером возвращается Гришка с охоты, глаза от страха — во, и рука правая плетью висит. Он, дурак, мало того, что белку подстрелил возле захоронения, так еще задумал в гроб заглянуть, только дотронулся, так сразу словно током ударило и руку парализовало. Сколько после этого по врачам ходил, все без толку. А такой охотник был.

— Надо было собаку послушать, она, только подходить начали, хвост поджала и в ноги Валентину, — сказал Сергей. — Вам, городским, поди, в это не верится. А у нас и не такое случается. Мою сестру постоянно на дежурстве кто-то будит, она на метеостанции работает, каждые три часа на площадку идти. Сестра даже будильник не заводит. Знает, разбудят. Может, домовой или привидение.

— В вашем доме тоже каждую ночь привидение появлялось. Мать тебе не рассказывала? — обратился ко мне Махонин. — Кажну ночь. Солдат какой-то. Это, правда, давненько было, ты еще не родился. Спроси у матери завтра.

Они еще долго рассказывали свои истории, но я слушал вполуха. Красноармеец Сизов захоронен в подполе нашего бывшего дома! Это он бродил ночами. Я глянул на Сергеева, но он, увлеченный байками рыбаков, никак не соотнес привидение в образе солдата с сундуком. Но почему Кукарев его не нашел, неглубоко копнули? По словам Сизова, яма была с ним вровень. Значит, я смогу выполнить просьбу Сизова. Но если это наш дом, то почему он показывал мне совсем другое подполье? И надо ли обо всем сообщить Сергееву или подождать, пока уедет, и одному продолжить поиски? Именно одному, тогда никто не увидит сундук и не захочет узнать, что в нем лежит.

Рано утром рыбаки доставили нас в село. Было воскресенье, и я думал, домашние еще спят. Однако увидел сидевшего на крыльце Николая. Он тоже заметил меня и крикнул в открытую дверь:

— Бабуля, террорист пожаловал.

Бабулей он зовет, подражая сыновьям, мою мать.

Пока обнимались с Николаем, похлопывая друг друга по спине, вышла мама, радостно всплеснула руками и поспешила ко мне. Обняла и долго не отпускала.

— Какой ты молодец, а мы думали, приедешь-не приедешь, лето кончается. А Лиза в райцентре, зубы ребятишкам поехала лечить, у нас своего стоматолога отродясь не было…

Я представил Сергеева и сказал, что он пробудет у нас до первого парохода.

Мама сразу же кинулась накрывать стол, а Николай направился в баню.

— Погляжу, не остыла ли, вчера мылись, — и хвастливо добавил: — Новую построил, куда вашим саунам до нее.

Мы с Сергеевым занесли в сени рюкзаки и пошли в поварку, летнюю кухню, помыть руки, умывальник висел там. Мама принесла чистое полотенце и попросила:

— Скажи, пожалуйста, Николаю, что ты совсем не пьешь. А то он, стоит начать, неделю будет пить без остановки. Обещал бросить, да не получается. Если напьется, Лиза нам такую головомойку задаст. Выпьем за встречу, когда она вернется.