— У меня тоже джип, — сказал Сергеев, — я думаю, топливная система барахлит, может, водичка попала.

И они начали с Николаем говорить о насосах, таймерах, форсунках, распылителях, и я оставил их. Все-таки в душе я гуманитарий, и меня больше интересует, почему Чехов назвал «Чайку» комедией, хотя это самая настоящая трагедия? И почему Лев Николаевич так жестоко поступил с Анной Карениной, толкнув ее под поезд, и пользовался бы роман таким успехом, оставь он Анну в живых?

Рано утром Николай с Сергеевым ушли в гараж, а я проспал почти до обеда. Только выпил кофе с пирожками и присел с мамой на крыльцо, появилась Нюра Егорова, синяк под глазом переливался всеми цветами радуги.

— Здравствуйте! Марья Семеновна, можно я своего спасителя заберу у вас на минуточку? Посекретничать надо.

Мама не возражала, и мы уединились с Нюрой в поварке. Нюра выглядела красивой и нарядной, ее русые волосы были гладко зачесаны и собраны на затылке в пучок, белая кофточка оттеняла загорелое лицо, черная юбка обтягивала бедра и открывала округлые колени. Некоторое время Нюра водила пальцем по столу, повторяя узоры на клеенке, и задала странный вопрос:

— Ты в самом деле не пьешь?

Как быстро торбозное радио распространило весть о моей трезвости. Торбаза — это мягкая обувь из оленьих шкур, отсюда и торбозное радио, новость, которую разнесли на ногах.

— Пью. Но на этом не зациклен, могу месяцами не притрагиваться к бутылке.

— Это хорошо, — она снова повела пальцем по клеенке, уставившись в стол.

Было ясно, Нюре хочется что-то сказать, но не хватает решимости. Я ее не торопил, мне было приятно сидеть и смотреть на нее — есть, «есть женщины в русских селеньях», да еще какие.

Наконец она оставила в покое клеенку.

— У меня к тебе просьба… Нет, сначала я расскажу о себе. Мне тридцать два года, но я не замужем. Знаешь, почему? Не за кого. В селе столько молодых мужчин, а не за кого. Потому что это не мужики, а пьянь. Ну выйду я за такого — ребенок родится или дебильный, или с другим дефектом. Муж будет вечно пьяным, с таким не только в одной постели лежать, в одной деревне жить тошно. Будут и побои, издевательства, к сорока годам я стану похожей на бичиху. Нет, сказала себе, лучше жить одной, быть свободной. Свободной от ужаса замужества. Но это не значит, что я не хочу замуж, я хочу. Хочу иметь ребенка. Наверное, надо было давно уехать отсюда. Но куда? Кто, где меня ждет? О том, чтобы купить в городе однокомнатную квартиру, я и не думаю. Знаешь, какой оклад у учителей, да и у мамы, у медиков. И вот когда я встретила тебя, я поняла — помочь мне можешь только ты.

— Я?..

— Ты. Я не прошу тебя жениться на мне или найти мужа. Я прошу… — Нюра на миг закрыла лицо руками, но тут же отняла их и махом выпалила: — Сделай мне ребенка.

От растерянности я онемел — просьба была такой неожиданной. А Нюра, высказавшись, наоборот, успокоилась и смотрела на меня не просящими, а ждущими понимания глазами.

— Но я… у меня гражданская жена, — собравшись с духом, произнес я ненавистное мне словосочетание, нет, чтобы просто сказать — женат, но не позволила «гордость старого холостяка».

— Но ты ведь не изменяешь ей. Изменяют, когда влюбляются, а ты просто… Исправишь демографическую ситуацию в стране, — невесело пошутила Нюра. — Ты дашь мне шанс жить дальше полноценной жизнью, растить ребенка. Андрей, прошу тебя, да и потом… перед тобой молодая красивая женщина, а ты… Ты посмотри на меня, — Нюра встала, провела руками по грудям, животу, бедрам, — у меня красивые груди, фигура, стройные полные ножки. Если не разглядел, я могу раздеться…

— Ну подожди! — взмолился я. — Вижу я все, прекрасно вижу, еще в Жердяевке заметил. Подожди.

— Жду. Но ты должен понять, чего стоил этот приход, эти слова… да разве я думала, что когда-нибудь вот так буду стоять, знала бы, еще в детстве утопилась…

— Скажи, — начал я мямлить, — ты… это самое… занималась уже сексом?

— Да. Но это было давно, еще в педучилище, два раза. Но я до сих пор девушка, девственность он мне не нарушил, зато разболтал на все училище. Я расквасила ему нос, и на этом наша любовь кончилась. А как вернулась в деревню, ни с кем. Пойми. Я не абы как, вот, мол, не пьет, сгодится. Ты мне нравишься, сильно нравишься, все эти дни только о тебе и думала. Даже снишься. Помнишь, где я живу?

— Конечно, — я действительно помнил маленький домик с сине-белыми ставнями и наличниками, с зеленым штакетником, прижавшийся к самому лесу. Изрядно, правда, поредевшему, а когда-то возле их дома мы собирали рыжики и маслята.

— Как стемнеет, подойдешь со стороны леса. Свет я выключу, так что никто не увидит. Дома я одна, мама в райцентре. Значит, договорились?.. Жду. Не подведи, будь мужчиной, — Нюра быстро вышла из поварки.

Я выскочил следом, хотел сказать, что раз дело идет о ребенке, надо хорошенько подумать, но Нюра уже обратилась к сидевшей на крыльце маме:

— Марья Семеновна, возвращаю вам своего спасителя. До свиданья! — и быстро прошла к калитке.

— Почему Нюра называет тебя спасителем? — поинтересовалась мама.

— На нее в Жердяевке напали пришлые рыбаки, а мы как раз работали неподалеку, — за последнее время я ловко научился перемежать ложь с правдой.

— И что она хотела?

Я ждал этого вопроса и успел подготовить ответ:

— Спрашивала, не знаю ли я тех мужиков и откуда они. Я деревенских путаю. Еще интересовалась, не поеду ли снова в Жердяевку, одна по ягоды боится ехать.

— Могла бы это и при мне сказать. Вот бы кого тебе в жены. Серьезная девушка и умница — завучем работает. Никто про нее плохого слова сказать не может. Лучше невестки и не надо. Самостоятельная…

— А вот это плохо. Мне самостоятельная не нужна, мне бы молоденькую, ей легче внушить, что надобно господину.

— Ох, Андрюша, смотри, пробросаешься…

— И женишься на Дуньке Мухоплевой, — закончил я за маму.

Дуня Мухоплева — деревенская дурочка, еще когда я учился в школе, родители говорили своим детям: «Не хочешь учиться, будешь с Дунькой на пару по деревне бегать».

— Нет Дуни — умерла. Отмучилась бедная. Пойду прилягу, голова разболелась. Погода поменяется.

Головные боли у мамы начались с тех пор, как в школе десятиклассник нечаянно сбил ее с ног. Мама ударилась головой, из-за этого пришлось уйти из школы. Весь день я думал о Нюре, приводил десятки доводов за и против и никак не мог прийти к правильному решению, да и было ли оно. Плохо, что последнее слово осталось за ней: «Будь мужчиной». Все не так просто.

Вернувшись с работы, Николай хвастливо заявил:

— Все, отчекатили от и до. Мотор работает, как часики. Завтра едем. «Мазы», «Кразы» — никаких проблем с ремонтом, а тут тоже дизель, но такие прибамбасы. Ничего, с помощью Арсения Петровича разобрался, что к чему. Теперь председатель у меня во где, — Николай сжал кулак, — пусть только не даст отгул во время охоты…