Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Да пошел бы ты в задницу. Я уезжаю домой.
— Почему? Разве ты ждала от меня ложных клятв?
— Потому что ты не хочешь даже пробовать. Твоя команда подбросит меня в Афины? Или мне угнать твою яхту?
Она наверняка шутит. Все ведь шло так хорошо — ну зачем она все портит? Что на нее нашло?
— Давай обсудим это утром. Сегодня был тяжелый день… Завтра ты наверняка передумаешь.
— Не надо мне рассказывать, что я сделаю или не сделаю. Я уезжаю, ты слышишь это или нет?
Он старался что-нибудь придумать — это было непросто, поскольку кровь стучала в висках.
— Тебя отвезут в Афины после завтрака. Я распоряжусь подготовить самолет для перелета в Нью-Йорк.
Что бы она сейчас ни говорила, утром все будет иначе. Тогда они и обсудят все на свежую голову. Сейчас Элизабет явно не способна мыслить рационально.
Элизабет распахнула дверь:
— Я хочу побыть одна.
Он взглянул на нее в последний раз:
— Утром все будет по-другому.
Ответом ему была захлопнувшаяся дверь.
* * *
Ксандер открыл глаза и удивился, обнаружив, что на часах уже девять утра. В пять он думал, что заснуть сегодня не удастся. Он встал и постучал в комнату к Элизабет. Когда ему никто не ответил, он вздохнул и отправился в душ, а затем спустился на террасу завтракать, готовясь к ее демонстративно холодному поведению.
За столом были только Янис и Лукас. Когда он вошел, оба на него укоризненно посмотрели.
— Что?
— Элизабет нет.
— Наверное, она ушла на пляж.
Она все время ходит прогуляться, когда нервничает. Сейчас Ксандер обуется и отправится за ней.
— Она уехала домой, — сказал Лукас. — Она меня разбудила, чтобы попрощаться. — Он неожиданно улыбнулся: — Она оставила мне свой электронный адрес и номер телефона. Папа говорит, мне можно будет ей звонить, когда я захочу!
Последних слов Ксандер почти не расслышал, поскольку уже мчался по лестнице обратно наверх.
Дверь ее комнаты была не заперта. Когда он туда ворвался, то сперва подумал, что брат с племянником его разыграли: кровать Элизабет была аккуратно заправлена, вся ее косметика стояла на своих местах, а одежда по-прежнему висела в шкафу.
Все на месте. Значит, она не уехала, они просто…
И тут он понял, чего не хватает, и его сердце упало.
Ее ноутбук. Ксандер в исступлении распахнул дверцы шкафчиков, где она хранила свои записные книжки, — их тоже не было.
* * *
Элизабет задвинула чемодан на полку для ручной клади и уселась на свое место в экономклассе. Она чудом купила билет на единственный сегодняшний рейс в Нью-Йорк за три минуты до закрытия стойки регистрации.
Глядя в окно, она помимо воли искала глазами что-нибудь необычное, какой-то знак…
То же самое было с ней и в первый раз. Она надеялась на чудо, на то, что Ксандер примчится в последний момент и скажет, что все это было ошибкой, что он не может без нее жить и согласен провести остаток жизни с ней рядом.
Но ничего не случилось. Ни тогда, ни сейчас.
Рано утром она села на паром в порту Диадонуса и наблюдала за тем, как остров, который она уже начала считать домом, исчезает в морской дымке. Но даже когда через четыре часа она сошла на берег в порту Пиреус, то продолжала искать глазами Ксандера. Если бы он хотел, он бы с легкостью смог ее перехватить.
Забудь о нем. Чуда не произойдет. Надо просто жить дальше, как будто ничего не было.
Однако, несмотря на все уговоры, обращенные к самой себе, по ее щекам все равно текли слезы. Когда они взлетели, Элизабет в последний раз посмотрела на город, который успела полюбить, прощаясь со своими несбывшимися надеждами.
Ксандер задумчиво держал в руках записную книжку, которую ему только что принесли. Очевидно, Элизабет обронила ее, когда собирала те немногочисленные вещи, с которыми приехала. Она уехала четыре дня назад, и эти четыре дня показались Ксандеру бесконечностью.
Наконец любопытство победило, и он перевернул обложку. Его вдруг поразила мысль о том, что он никогда не видел ее почерка — только подпись на свидетельстве о заключении брака десять лет назад. Буквы были аккуратными и округлыми, хотя на первых нескольких страницах было не так уж много надписей — там были рисунки. Цветы, глаза с длинными ресницами, туфли на шпильках… что-то очень похожее на чайник…
Он пролистал еще несколько страниц с рисунками, а затем наконец добрался до страниц, где бумага была заполнена ее аккуратными буквами. Здесь были фразы, которые на первый взгляд казались случайными, — однако через полчаса он понял, что все они связаны. Перед ним разворачивалась история. Это были наброски Элизабет для сценария, над которым она работала.
Это был только замысел, обрисованный крупными штрихами, — однако за ним можно было разглядеть, во что это может превратиться. Это была история о выборе, развилке на дороге, где один из путей вел к любви и спасению, а другой — к одиночеству и вечным мукам.
Элизабет не могла даже предположить, сколько миль она уже прошла, однако, оказавшись у входа в зоопарк в Центральном парке Нью-Йорка, прикинула, что не меньше четырех. Несмотря на то что она всю жизнь жила в Нью-Йорке, в зоопарке она бывала лишь единожды, вместе со школой.
Ей там очень понравилось, и она продолжала надеяться, что кто-нибудь из родителей сводит ее туда еще раз. Но через некоторое время она перестала об этом спрашивать — ей стало ясно, что никому из них она не интересна сама по себе, и они не будут просто так ее развлекать, если нельзя извлечь из этого какой-то выгоды. А потом она стала занятой взрослой женщиной, которой совершенно некогда было ходить в зоопарк.
Она заплатила за вход и развернула карту. Если начать с пингвинов и морских птиц, то можно будет обойти по кругу всю территорию. Да и вообще, разве можно грустить рядом с пингвинами?
Оказалось, что можно.
Ничто ее не радовало — ни пингвины, ни лохматые японские макаки, ни даже лемуры в тропической зоне, которые нарочно паясничали перед посетителями.
Может, вот почему ей не становилось легче: тут повсюду были семьи. Родители с детьми, напоминавшие ей о том, чего она лишена. Наверное, стоит прийти в рабочий день, когда их будет поменьше.
Как только она вышла из тропической зоны, то ощутила, как на самом деле снаружи холодно. Над головой висели плотные тучи, и через пару секунд ей на нос упала снежинка. Вообще-то Элизабет любила снег, но сейчас она тосковала по солнечному острову, который покинула навсегда. Оставалось надеяться, что только по острову. И Лукас… она по нему очень скучала. И Ксандер… нет, она не будет об этом вспоминать.