Ахмет тускло посмотрел на него и сказал:

— Дело есть.

— Это я понял, — кивнул римской головой Бережной. — Ко мне без дела не ездят.

Совершенно неожиданно обнаружилось, что глаза у Ахмета все же имеются и они весьма и весьма выразительны, тем более что цвет имеют редкостный, зеленый, беспримесный.

— Я приехал по своим делам, — произнес он ровным тоном. — Одно из них касается тебя, генерал. О нем и поговорим.

Уже давно Бережного не ставили на место с таким откровенным пренебрежением к его персоне. Разве что в столице, во время вызовов на ковер, но там он и сам заранее держался подобострастно, так что в общем-то не испытывал особого унижения, потому что был готов к этому. Но здесь, в городе, который Бережной считал своей безраздельной вотчиной, он не мог допустить, чтобы с ним общались свысока. Своей тирадой Ахмет обозначил их отношения, отведя Бережному роль второстепенную, подчиненную. Это не лезло ни в какие ворота! Где это видано, чтобы бандит диктовал свои условия представителю власти?

— Меня твои дела мало волнуют, Ахмет, — сказал Бережной. — Свои бы разгрести.

Барков с беспокойством наблюдал за обоими, подозревая, что назревает ссора, за которую он в конечном итоге понесет ответственность, как организатор встречи. В настоящее время он чувствовал себя так, будто находился между молотом и наковальней, и это не было метафорой.

— Тогда зачем ты здесь, полкан? — спросил Ахмет, сверкнув своими зелеными глазищами.

— Не забывайся, ты! — повысил голос Бережной. — С генералом полиции говоришь!

— Генералом ты будешь ровно до тех пор, пока это меня устраивает. Сомневаешься? — Ахмет взял в руку телефон. — Один мой звонок, и ты при прежних погонах останешься. Или вообще в подполковники разжалуют. В майоры. Хочешь?

Было в словах криминального авторитета столько убийственной правды, что Бережному сделалось тошно. На какое-то мгновение — нет, даже на пару десятков секунд — он осмелел настолько, что был готов обложить зарвавшегося бандита матом и покинуть сауну, не выслушав предложения или просьбы. Можно было даже вызвать группу захвата, положить Ахмета мордой в пол и подержать его какое-то время в наручниках. Ради подобного триумфа Бережной согласился бы на многое… только не на потерю власти, привилегий и бесконечных источников доходов. Сейчас, когда в подвале у него хранилось в общей сложности около центнера наличных денег в разной валюте, он сделался куда более зависимым и уязвимым, чем в молодые годы, когда довольствовался чуть ли не одной зарплатой.

Кроме того, генерал Бережной до смерти боялся разоблачения, суда и заключения. Пусть бы даже его упекли на «красную» зону, с поблажками для бывшего полицейского начальства. Там все равно пришлось бы лебезить перед всякими мелкими сошками, клянча местечки потеплее и куски пожирнее. И не факт, что в лагерной иерархии, даже ментовской, зека Бережной обрел бы хоть сколько-нибудь значительный статус.

Ощутив сухость в горле, он несколько раз открыл и закрыл рот, подбирая достойный ответ, но добился лишь отдаленного сходства с большой рыбиной, вытащенной на берег и подыхающей от удушья.

На помощь пришел Барков, крайне заинтересованный в том, чтобы встреча прошла гладко и завершилась к обоюдному удовольствию сторон.

— Мужики! — воскликнул он с преувеличенной бодростью. — Что это я, в самом деле? Вместо того чтобы потчевать гостей дорогих, позволил им о делах калякать! Сперва выпьем и закусим, девочек заценим, а потом уж говорить будем. Правильно я мыслю?

— Нет, — отрезал Ахмет. — Будет так, как я решу. А это от него зависит. — Он ткнул указательным пальцем в жирную грудь Бережного. — Ну, полкан? Что язык прикусил? Я ответа жду.

Генерал выдавил из себя порцию предельно фальшивого смеха:

— Ответ простой. Как там у великих? Худой мир лучше доброй ссоры. Не будем залупаться. Что за дело у тебя, Ахмет?

Бандит повернулся к Баркову и мрачно произнес:

— Ни хрена не понимает твой полкан. Рамсы попутал и бычиться продолжает. Поеду я. Зря такой путь проделал.

Он встал. Бережной вскочил с такой поспешностью, что простыня соскользнула с его телес, обнажая предмет его гордости. Но сейчас это не радовало генерала. Он просительно прогудел:

— Не держи зла, Ахмет! Бес попутал. Сам не понимаю, как вышло так. Я любые твои дела готов порешать. Только скажи. Вообще без проблем. Что там у тебя?

Ахмет не перестал хмуриться и не ответил на эту речь улыбкой, но сел на место, давая понять, что готов продолжить общение.

— Не у меня, а у тебя, генерал. У тебя под носом засел отморозок и беспредельщик Жорес Мартиросян. И брат его, и остальная кодла.

— Скрутим, — быстро пообещал Бережной. — Куда его? Под суд так под суд. Или достаточно из области вытурить?

— Мартиросянами я сам займусь, — сказал Ахмет. — Для того и приехал с людьми верными. А тебе, генерал, уехать надо.

— Куда?

— Это ты сам реши. Чтобы неделю тебя в городе не было. И остальное руководство тоже в отпуск отправь. Рядовому составу накажите без приказа не возникать, а приказа такого не давайте, сечешь? Так всем спокойнее будет. В городе война будет. Мы вашу работу сделаем, генерал. Уничтожим залетных отморозков. Потом возвращайтесь и рулите дальше. Что-нибудь неясно?

— Ясно, — энергично закивал Бережной. — Все ясно.

— Снизу прикройся, — велел Ахмет. — Кушать будем. Нельзя за столом елдой размахивать. Ответишь за такие дела однажды.

— Я не нарочно.

— А это не имеет значения. Там не спрашивают.

— Я туда не собираюсь, — заявил Бережной, облившись холодным суеверным потом.

Ахмет пронзил его рентгеновскими лучами своего взгляда и обронил:

— От сумы и тюрьмы не зарекайся. Все под богом ходим.

Бережной посмотрел в тарелку, куда Барков наваливал ложку за ложкой всяческих закусок, и понял, что впервые за долгие годы не испытывает не только голода, но даже намека на него. Не хотелось ни есть, ни пить, ни девок пробовать. Желаний было всего два, оба противоречивые и неосуществимые в равной степени. Первое: вернуться во времени хотя бы лет на пятнадцать назад, когда еще сохранялась какая-то независимость от уголовных элементов. Второе: сходить в раздевалку, взять там табельное оружие и расстрелять Ахмета на месте, обязательно послав по пуле в каждую глазницу. Достали его эти наглые кошачьи глаза!

— Сегодня могу уехать, — сказал Бережной, нюхая бутерброд с икрой. — У меня очередной отпуск в этом месяце.

Ахмет не похвалил его за оперативность. Сказал только:

— Да, сегодня поезжай. И заместителей не забудь с собой взять.

— Это затруднительно, Ахмет. Должен же я кого-то вместо себя оставить.

— А ты не оставляй.

Да что же это за мир такой, в котором криминальный авторитет, на котором клеймо ставить негде, сидит и указывает начальнику областной полиции, что ему делать! О времена, о нравы! Закончится когда-нибудь этот беспредел? Настанет день, когда можно будет сгрести всю эту уголовную шушеру за шкирку и отправить за колючую проволоку?