Обернувшись в дверях, она бросила последний взгляд на неподвижное тело Корня, навсегда застывшее в вечности. Еще одна дверь закрылась за ней.

Яркие лампы освещали комнату кабачка на Садовой, где собрались все члены банды. Таня тоже была здесь. Несколько дней она никак не могла прийти в себя после смерти Корня. Из-за тяжелых мыслей совсем перестала спать.

С удивлением Таня узнала, что кабачок на Садовой, где происходили их встречи, принадлежал Корню: он купил его несколько месяцев назад.

– Теперь этот кабачок будет твоим, – сказал Японец Тане, быстро подмахнув какие-то бумаги, – управляющего оставь прежнего, его нанял еще Корень. Пусть он занимается всеми делами. Только работать он будет теперь на тебя.

Так Таня совершенно неожиданно для себя стала собственницей маленького питейного заведения – трактира на Садовой. Познакомилась с управляющим – щуплым молодым человеком в огромных очках, бывшим студентом, политическим, исллюченным за это из университета. Он прекрасно заправлял делами: нанял хорошего шеф-повара, снизил цены, постоянно занимался привлечением новых клиентов. Таня просмотрела конторские книги и с удивлением обнаружила, что заведение дает прибыль. Она оставила все, как было. Бывший студент смотрел на нее телячьими глазами и клялся, что ради нее расшибется в лепешку. Таня не сомневалась, что так и будет: он нуждался в работе, а работы в городе не было.

Корня похоронили на Первом христианском кладбище, и организацию его похорон взял на себя сам Японец. Были все члены воровского мира. Похороны вылились в огромную процессию, поглазеть на которую вышли все грузчики и продавцы с расположенного поблизости Привоза. Таня шла с Японцем в первом ряду. Несмотря на горе, глаза ее были сухие. Она выплакала все свои слезы накануне ночью, терзаясь не столько по Корню, сколько по Геке и по своему прошлому.

Окровавленную карту туз пик Таня отдала Японцу, рассказав ему всю правду о смерти Корня. Японец попросил ее все держать в тайне. У него явно были какие-то планы. Но Таню он в них пока не посвящал.

Первое христианское кладбище считалось самым дорогим и престижным в Одессе, и Таня радовалась за Корня. Теперь он будет лежать в хорошем месте, несмотря на то, что всю жизнь страдал. Смерть Корня вызвала разброд в воровском мире, ведь никто не знал ничего в точности, ходили самые невероятные слухи. Многие обращались за правдой к Тане. Но, верная слову, которое дала Японцу, она не хотела никого ни во что посвящать.

И вот на второй день после похорон Корня пришло время исполнить обычай, который существовал в воровском мире. Необходимо было решить, кто дальше возглавит оставшуюся без лидера банду. По обычаю, члены банды должны были выбрать преемника, который станет на место Корня. Если однозначного мнения не было и преемник не находился, банда самораспускалась, ликвидировалась, и бывшие ее члены имели полное право предложить свои услуги другим королям.

Голосовали разрезанной колодой игральных карт, на которой надо было написать имя. Голосование проводилось только один раз, и результат его считался непререкаемым. Но до того, как разрезалась колода карт (это тоже было обычаем в воровском мире), долго шло обсуждение. Были случаи, когда голосования проходили подряд по несколько суток. Вопрос был слишком серьезный, чтобы решить его просто так.

И вот в отдельной, закрытой комнате теперь Таниного кабачка собрались все члены банды Корня, чтобы решить свою дальнейшую судьбу. Был вечер. Включили все лампы. И старая колода карт вместе с острым ножом лежала на бильярдном столе. Спиртного не было: по обычаю, при голосовании члены банды должны были сохранять ясную голову. В кувшинах была простая вода.

Таня сидела на небольшом диванчике в самом углу, спокойная и безучастная ко всему. Она вспоминала Корня. Он все время стоял перед ее глазами как живой – странный человек с ужасающе тяжелой судьбой, сломанный жизнью, настоящее перекати-поле. Здесь, в этой комнатке, такими были они все – люди без роду без племени, без корней, без настоящего, без будущего. И теперь она ничем не отличалась от них. Точно такая же, живущая на обочине жизни, спокойная до болезни, словно лишившись рассудка, погруженная на самое дно жестокого воровского мира, Таня уже чувствовала себя частью этого сообщества, словно на ней было поставлено клеймо. Клеймо нестираемое, как искусная татуировка. И она знала об этом. И, чтобы ни делала, теперь не избавится от этого клейма никогда.

– Твое слово, – Хрящ недобро сверкнул глазами в сторону Тани, – тебе по праву говорить. – Тане вдруг подумалось, что этот недобрый взгляд направлен не на нее лично, а просто является частью системы этого мира, где запрещено демонстрировать какие-либо чувства, кроме вечной тревоги и злобы. Вот и Хрящ испытывал сложные чувства неопределенности – он чувствовал угрозу, впрочем, как и все остальные, и Таня вдруг отчетливо это поняла.

– Мне начинать не по праву. Я не долго была здесь… с Корнем. Есть люди подольше…

– Говорить тебе! Законы ты знаешь. Ты в авторитете за два налета, люди хотят послушать твое слово. Говори, – раздалось со всех сторон.

– Мое слово – Хрящ. – Слова Тани прозвучали в полной тишине.

Спустя какое-то время бандиты зашумели. Но Тане действительно казалось, что Хрящ будет лучшей кандидатурой – он был в банде достаточно долго. И она не ожидала, что ее слова не всем придутся по душе. Действительно, многие принялись роптать. Хрящ был горяч, сначала делал, затем думал и совсем не подходил на роль ответственного за всех. Однако роль главаря банды заключалась не в том, чтобы первым, сгоряча, лезть под пули, а в том, чтобы быть ответственным за людей, не подвергать их риску, а при необходимости и придержать. И все это высказал Шмаровоз. Слова его звучали довольно бессвязно, но смысл был именно таким.

Не хватало одного члена банды – Рыбак находился в больнице. Но, по обычаю, он уже сказал свое слово, проголосовал, и его голос находился в запечатанном почтовом конверте, рядом с картами, и до оглашения результатов никто не имел права его узнать.

– С тобой все понятно, – фыркнул Хрящ, и Таня поняла, что он совершенно не сердится на Шмаровоза, словно они договорились о чем-то заранее. – Говори свое слово. Кого предлагаешь?

– Мое слово одно: Алмазная.

Эту кличку Тане присвоили совсем недавно. В банде никого не называли по имени. Кто-то разузнал, как ее фамилия (возможно, об этом рассказал Корень), плюс удачный налет в ювелирном да большой улов у галантерейщика… Очевидно, бандиты решили, что всё, к чему прикасается Таня, превращается в драгоценные камни, да и фамилия такая… Вот Таня и стала в банде Алмазной. Отныне ее называли только так.

– Да ты шо, белены объелся? Шо ты пронес через свой рот? – выступил Котька-Перчик, прозванный так за особо острый язык. – Бабу в атаманы?! Шоб ты мине был здоров!