– Это все так думают? – Таня нахмурилась и сжала кулаки. – Это последнее слово?

– Чё ты хипишишь? – попытался успокоить ее Туча. – Корень первый тебя бросил. Ты вспомни. Он подставил тебя. Из дела вышвырнуть хотел. А ты за него…

– Я не предаю друзей, – резко сказала Таня. – Я иду к ломбарду. Кто пойдет со мной?

Бандиты молчали. Их застывшие лица не выражали никаких чувств.

– Ладно! – воскликнула Таня. – Вы скоты! Корень столько для вас сделал. Корень вместе с Японцем вытащил многих из вас из тюрьмы. А теперь, когда Корень под пулями и ему нужна помощь… Сидите, как клопы в диване. Не хотите идти – я пойду одна.

– Не хипиши, – резко сказал Хрящ, положив руку на рукоятку револьвера. – Не то горло надорвешь, заболит. Я пойду.

– И я тоже пойду. – Ванька-Босяк встал с места. – Ствол имеется, так шо если за как…

– Чё уж тут… Шустрая ты бабенка, стремная. – Гигант Зима поднялся с места. – И я пойду, если уж за то…

Четвертым поднялся Колька-Жмых. Шмаровоз не пошел, решительно засопев.

– Не пойду. Глупость это. – Шмаровоз почему-то невзлюбил Корня. – Корень бы за тебя, дуру, теперь не пошел. И ты не ходи…

Разбитая пролетка остановилась возле покосившегося забора какой-то хибары. Дальше начинался спуск.

– Ломбард там, внизу, он тамочки, – Хрящ вытащил револьвер, – нужно идти тихо. Ты в пролетке сиди.

– Щас! Токо шнурки поглажу! – отозвалась Таня, первая выпрыгивая в темноту.

Но бандитам не понравилась ее решительность. Зима резко схватил ее за плечо, поставил за собой.

– Подстрелят тебя, дурную, будем иметь гембель. За мной пойдешь.

Шли тихо. За широкой спиной Зимы Таню было не разглядеть. Наконец спустились в балку. Остро чувствовался запах моря. Влага была разлита в воздухе, на земле превратившись в липкую жидкую грязь.

– Гниль… – выругался Ванька-Босяк. – У Корня подчистую мозги отшибло, если уж полез в это место. Как пить дать – гниль.

Где-то совсем близко завыла собака. Этот вой вызвал у Тани мучительную, странно болезненную дрожь. Впереди показалось здание ломбарда – двухэтажный дом с большой вывеской, стекла которого были ярко освещены. Тане вдруг показалось, что пламя мечется, блуждает в стеклах окон.

Потом раздались выстрелы. Они прозвучали громом, прорезав окружающую тишину. Опытные бандиты тут же повалились на землю. Зима потащил Таню с собой.

Выстрелы прозвучали снова. Вслед за ними раздались крики. Жуткие крики человеческой боли… Таня вскочила на ноги.

– Бежим туда!

Бандиты бросились вперед и сразу прижались к стене дома. Выстрелы прозвучали в третий раз… В этот самый момент появился автомобиль. Остановился у главного входа. На крыльце показались вооруженные люди. Шестеро, семеро… Они окружали кого-то кольцом. В руках у всех были винтовки. А некоторые держали ножи. Хлопнули дверцы автомобиля. Вооруженные люди расступились, и Таня вдруг увидела до боли знакомый силуэт… Жесткое выражение в светлых глазах. Кожанка из прессованной черной кожи. Коротко стриженные волосы. Кирзовые сапоги.

Таня вдруг подумала, что если дьяволы преследуют людские души, то эта женщина была дьяволом – демоном смерти, адской тенью из преисподней, вставшей для чего-то на ее пути. Таня узнала бы ее из тысячи. Дьяволица Мария Никифорова. Демон, встреченный впервые возле Тюремного замка на Люстдорфской дороге. Чудовище, в котором нет ничего человеческого.

Никифорова тихо отдала какой-то приказ и уселась в автомобиль. Туда же поместились ее вооруженные бандиты. Последний замешкался – рослый, небритый детина, вооруженный винтовкой и острым охотничьим ножом. Он задержался на крыльце, а затем что-то быстро бросил на ступеньки. После этого уселся к остальным в автомобиль.

Двигатель заревел, и машина двинулась вперед, подпрыгивая на ухабах размытой дороги. Через мгновение автомобиль полностью растворился в окружающей ночи.

Таня и ее люди бросились вперед. Перед ступеньками Таня остановилась. На верхней лежали карта – пиковый туз, изображением вниз.

– Туз, – Хрящ поднял карту, протянул ее Тане, – знак Туза со Слободки. Подбросили карту, чтобы навесить на него.

Что навесить – Тане было уже ясно. Несмотря на то что дрожала всем телом, решительно пошла вперед.

Все внутри ломбарда было разбито, изрешечено пулями. Прилавок перевернут, какая-то посуда раздавлена на полу. Крови было столько же, сколько в ювелирном на Слободке. И, увидев на полу пенящий кровавый ручей, Таня почему-то воскресила в памяти именно это. Особенно – сковавший ее тогда страх.

Двое мертвых людей Корня лежали возле порога. Один был застрелен в голову – глаз вытек, превратившись в кровавое месиво, а другой, белый, страшный, неподвижно уставился в потолок. Грудь другого разворотили острым ножом – именно из этих страшных ран тек кровавый поток, сбившись в озерцо возле двери.

За прилавком на спине лежал Корень, глаза его были закрыты. В первый момент могло показаться, что он просто спит. Лицо его было белым и невероятно спокойным. Казалось, устав от всего, он вдруг заснул посреди этого невероятного разгрома. Если б не рубаха, заскорузлая от крови на груди. Корня застрелили из винтовки четырьмя выстрелами, почти в упор. Четыре багровых зияющих дыры превратили его тело в кровавые ошметки. По всей видимости, убили его одним из первых, так как кровь под телом успела застыть.

Таня бросилась к Корню, упала на колени, обхватила руками его голову, отбросила волосы с белоснежного мраморного лба.

– Корень, пожалуйста, открой глаза! Я отвезу тебя в больницу! Очнись! Очнись, слышишь! Это я! Я помогу тебе! Я здесь!

– Таня… – Ванька-Босяк потряс ее за плечо, – Таня, пожалуйста…

Но, не видя и не слыша никого вокруг, она все плакала, все просила его подняться – его, брата Геки, жизнь которого она не смогла сохранить, не смогла спасти. Тане казалось, что Гека не сможет ей простить этой смерти, и в горе от этой калечащей мысли она все трясла уже застывшее тело Корня, все просила его открыть глаза. Хрящ поднял ее, обнял за плечи.

– Держись, девочка. Ему уже ничем не поможешь. Мы не успели. Корень ушел.

Тогда она зарыдала, стала вырываться, не понимая, что за руки ее держат. А потом вдруг успокоилась, словно пришла в себя.

Возле трупа Корня на полу лежала карта – та же самая карта, пиковый туз. Таня подняла ее, крепко сжала в руке. Край карты был густо запачкан кровью – кровью Корня, видимо, ее швырнули сразу, как только его застрелили.

– Они бросили карту, чтобы все подумали, что его Туз сделал, за ювелирный на Слободке, – мрачно сказал Хрящ, – чтобы стравить Молдаванку и Слободку. Но мы же видели, что это не Туз.

Раздался стон. Все бросились в угол, где, изрешеченный пулями, лежал Рыбак.

– Он жив, – Таня видела, что он дышит, – мы должны отвезти его в больницу! Зима, возьми его на руки! Бегом!