– Чего тебе обидно? – недоуменно спросил Ворон,изрядно притомившийся от длинного и подробного пересказа и мечтающий очем-нибудь жирненьком для смазки горловых связок.

– Да то и обидно, что Тамаре-то эти учителя не больно инужны, у нее свои мозги отлично работают, и от природы она не склонна доверятьобщепринятым суждениям, любит до всего своим умом доходить. Она и так непропадет. А вот Любаше мудрые наставники очень пригодились бы. Жаль, ей-крест.И почему всегда так: кому не очень нужно – тот обязательно получает, а комудействительно надо – тому не достается.

– Деньги к деньгам, – многозначительно изрекВорон. – Так, кажется, у людей принято говорить? Между прочим, я там ещеодну интересную вещь высмотрел, но, если ты меня немедленно не отпустишьпитаться, я тебе не расскажу.

– Расскажи – и лети за питанием.

– Нет, – заупрямился Ворон, – у меня в горлепершит, и клюв пересох. Я тебе что, бесплатное радио – часами вещать безподзаправки? Хотя что я говорю, ты ж радио в глаза не видел. Короче, нетпитания – нет рассказа, вот тебе мое последнее слово.

Ворон обожал всяческие ультиматумы, они делали его сильнее имогущественнее в собственных глазах.

– Хорошо, – вздохнул Камень, – лети, набивайсвою ненасытную утробу. А я потерплю, что мне еще остается? Я старый больнойКамень, никому не нужный, всеми брошенный, всеми забытый, и помыкают мной все,кому не лень, пользуются моей беспомощностью и покладистостью. Лети, лети,оставляй меня одного в тоске и печали, давай, лети, эгоист несчастный.

Это был проверенный способ увильнуть от ультиматума ипробудить в Вороне жалость и чувство вины. Требуемый эффект был достигнут –Ворон смутился и стушевался.

– Да я быстренько, перехвачу чего-нибудь на лету – исразу назад, ладно? Ты и соскучиться не успеешь, как я вернусь. Хорошо?

Он слетел с ветки, приземлился рядом с Камнем и просительнозаглянул ему в глаза, словно прощение вымаливал.

– Ладно, – пробурчал Камень, ужасно довольный тем,что снова удалось одержать верх над старческими капризами друга.

Стоило Ворону отлететь метров на сто, как рядом послышалосьзнакомое шипение:

– А я знаю, что он тебе хочет рассказать.

– Змей, дружище! – обрадовался Камень. – Я ужбоялся, что ты наши края покинул.

– Не покинул пока, как видишь. Что-то мне неможется впоследнее время, хворь какая-то одолела, что ли? Так я тут лежу под гнилымдубом и слушаю байки нашего крылатого вестника с полей и огородов. Слух у меня,слава богу, отличный, так что лежу я достаточно далеко, чтобы он меня не учуял.А когда хвороба отпускает маленько, я уж ползу за дополнениями и уточнениями.Ну что, рассказать тебе, какой секрет наш Штирлиц припас?

– Штирлиц? Это кто ж такой будет?

– Кино такое было про шпионов, Штирлиц – советскийразведчик, работал в тылу у немцев во время Второй мировой войны. Я однаждыкуда-то в семидесятые годы в СССР залез, не помню уж, чего мне там было надо, ався страна по телевизору про Штирлица смотрит. Ну и я посмотрел, целых пятьсерий, на большее у меня терпения не хватило, ты же знаешь, я не любительсериалов, не то что этот твой добытчик информации, он-то как попадеткуда-нибудь, где сериал показывают, так его за хвост не оттянешь, так и будетторчать на ветке или на подоконнике, пока все сто пятьдесят серий до конца недосмотрит. А потом к тебе возвращается и пересказывает, дурень лапчатый. Внастоящей жизни столько всего интересного можно увидеть – а он кино смотрит,балбесина пернатая. Ну так я не понял, рассказывать или нет?

– Ну конечно, рассказывай, только быстрее, не тяни, ато Ворон вот-вот вернется. Тебя учует – скандалить начнет.

– Так вот, – торжественно прошептал Змей, –черная старуха в самом деле существует.

– Какая черная старуха?

– Да ты забыл, что ли? Черная старуха, про которуюребята у костра любят рассказывать, ну, которая в лесу за маленькими мальчикамигоняется. Аэлла-то всех пугает, особенно малышей, а Андрей Бегорский толькосмеется и говорит, что черная старуха – это нелепая детская страшилка и никакойтакой старухи в лесу и в помине нет. А она есть! Вот.

– Да ты что! – изумился Камень. – Как же так?Не может быть. Ты меня разыгрываешь, что ли?

– Да чтоб я пропал! Век лягушек не видать, жабойбуду, – побожился Змей. – Натуральная старуха, вся в черном,страшная. Ну, дети, конечно, кое-чего поднаврали, волосы у нее никакие нечерные, а совершенно седые, но она всегда в черном платке ходит, поэтому еслииздалека смотреть, то можно и напутать. И ногти у нее не черные вовсе, а простогрязные, с траурной каемкой. Ну и в горло она, само собой, никому невцеплялась. А вот то, что по лесу шастала и за мальчиками бегала, – этосвятая правда.

– Да не тяни ты!

– Поздно, – едва слышно произнес Змей, приподнимаяголову повыше, – летит твой ревнивый надсмотрщик. Ладно, пусть самрассказывает, а я издалека послушаю, ежели он чего забудет или переврет, я тебепотом сообщу. Пока, друг мой сердечный.

Камень быстро закрыл глаза и притворился спящим.

– Ну, правда же, я быстро? – затараторил Ворон,усаживаясь Камню на макушку. – Я же обещал, что ты соскучиться не успеешь.Теперь слушай: Николай Дмитриевич Головин поправлялся быстро, Люба с Родикомего часто навещали, почти каждый день ездили в райцентр на электричке, и вотоднажды папаша говорит, что, мол, ты, Родик, мне дочку спас и показал себянастоящим героем, поэтому ты имеешь право знать, каких таких бандитов мы ствоей помощью задержали. Конечно, рассказывать об этом не положено, но тебе ярасскажу, потому как ты есть настоящий комсомолец, и Любаше тоже расскажу,потому что вы близкие друзья и у вас не должно быть друг от друга секретов.Только вы двое будете знать, и больше чтобы никому ни слова, особенно вашимдрузьям. Я вам доверяю, надеюсь, что вы умеете держать язык за зубами, а есливы мое доверие обманете, то я вас уважать не буду.

Рассказ Ворона никакого отношения к жизни главных героевистории не имел, но был, по мнению Камня, весьма любопытен в качестве жизненнойзарисовки.

В деревне, расположенной примерно в 10 километрах от дачногопоселка, жила до войны семья: местный совхозный ветеринар Подрезков с матерью,молодой женой Верочкой и маленьким ребенком лет трех-четырех. Перед самойвойной, в начале июня 1941 года, этот Подрезков в составе группыспециалистов-животноводов – ветеринаров и зоотехников – был отправлен вЗападную Украину, где после подписания пакта Молотова – Риббентропа происходилоразделение Польши на польскую и советскую части. В советской части началосьраскулачивание и массовое строительство колхозов, и нужны были идеологическиподкованные специалисты для оценки состояния поголовья скота. Когда началисьбомбежки, погибли все, кто приехал вместе с Подрезковым, он один уцелел. Емубыло очень страшно, и, поскольку бомбежки были массированные и интенсивные, унего, как довольно у многих, сложилось впечатление, что эта война ненадолго,она скоро закончится, причем отнюдь не нашей победой, и мысль у нашеговетеринара была только одна: любой ценой как можно скорее добраться домой. Онбоялся, что не успеет до окончания войны оказаться вместе со своей семьей, икто знает, как потом сложится, смогут ли они найти друг друга и соединиться.