«Странное дело, — думал Денис, — вот, вроде, ворюга, а трогательный такой бывает».

Подчистив хвосты и немного расслабившись, Денис уже хотел было отправиться домой и снова погрузиться в исписанные аккуратным почерком страницы Катиного дневника, но неожиданно увидел Валентину, прогуливающуюся с мелкой лохматой собачонкой.

Иди он сейчас пешком, то, наверное, спрятался бы за каким-нибудь деревом, чтобы не попадаться своей кредиторше на глаза. Но он ехал на машине, поэтому свернув с Нахимова на Беринга, пулей метнулся во двор, припарковался, как попало, и чуть не бегом поднялся на третий этаж.

— Вот жжёшь, засада! — выругался он, приняв волевое решение не брать в руки дневник, пока не заработает денег на собственные нужды.

Талантам Дениса не было числа. Он мог сварганить квалификационную работу любой степени сложности и практически на любую тематику всего за несколько дней простым и надежным методом «копипост». При нехитрой замене слов и знаков препинания, она даже могла пройти программу «антиплагиат». Также Денис в совершенстве владел немецким и делал неплохие переводы. Чиркал статейки для своей газетёнки и вообще мог обращать слова в поистине невероятное количество денежных знаков. Беда заключалась в том, что Денис никогда не был зажиточным и тратил всё, что зарабатывал, почти сразу. Поэтому даже примерно не мог представить, сколько ему нужно денег на жизнь.

Посидев с часок за компьютером, он отыскал-таки для себя приемлемый заказ, который по его подсчетам должен был занять минимум времени, а выхлопа с него хватило бы и на долги, и на несколько дней жизни.

Списавшись с заказчиком и получив аванс, он тут же приступил к работе, пообещав, что через пару дней она будет выполнена. Катин блокнот лежал у него на столе и буквально гипнотизировал своей красочной обложкой, отвлекая от писанины.

Никогда ещё выполнение заказа не давалось ему столь тягостно. Хотелось шуршать тонкими страничками дневника, вдыхать запах чернил, вникать в мысли Катерины, разгадывать, расшифровывать, подбираться к пониманию того, кем же была его возлюбленная. А нужно было писать о нержавеющей стали, тефлоновом и керамическом покрытии и о том, как вся эта байда использовалась в изготовлении посуды.

Когда Денис поймал себя на том, что печатает он одной рукой, а второй, поглаживает бархатистую обложку дневника, то жутко на себя разозлился.

Он встал и взял дневник с намерением спрятать его так основательно, чтобы в ближайшие два дня тот не попадался ему на глаза. Отыскав пакетик покрепче и кусок бечёвки, он открутил ножом решетку вентиляции и спустил дневник в вентканал, привязав мешок к решётке, которую прикрутил обратно.

— Вот так! — воскликнул он, потирая руки. — Теперь, чтобы тебя достать, мне опять придется откручивать решётку, а это дело не быстрое.

Довольный своей хитроумной манипуляцией он вернулся к компьютеру, но работал недолго — его сморил сон. Проснулся он от того, что дверной звонок сходил с ума, выдавая натужные трели — кто-то жал на него с явным остервенением.

— Иду, — крикнул Денис, поправляя на ходу халат.

За дверью стояли следователь и Родя. Второй воровато жался к стене, пытаясь спрятаться за сухопарым Павлом Вениаминовичем.

— Чем обязан? — поинтересовался Денис, натягивая улыбку.

— Пока не знаю, — протянул начальник Родиона, шаря глазами по Денисовой прихожей, — войти можно?

— Заходите, — небрежно кинул Денис, пропуская гостей.

А в голове у него волчком крутилась только одна мысль, — «Сдал меня дружок, сдал как стеклотару. Да ещё, небось, к Гоше наведался».

— Чаю? — предложил он, стараясь придать визиту полицейских как можно меньше государственности.

— Нет, спасибо, — процедил следователь, — мы ненадолго.

Денис посмотрел на жмущегося в дверях Родика. Откос был маловат для его обильного телосложения, но Родя упорно старался в него врасти.

— А ты-то что как неродной в дверях трёшься? — спросил он друга, меряя его холодным взглядом.

Родик сдавленно заулыбался одним краешком рта, но в спальню вслед за Павлом Вениаминовичем всё же прошёл. Денис последовал за ними.

— Работаешь? — поинтересовался следователь, читая Денисов доклад о кастрюльках.

— А что возбраняется?

— Нет, нет, что ты, работа — дело благородное. И давно ты за ум взялся?

— Да буквально сегодня, — ответил Денис, понимая, что Вениаминыч его всерьёз подозревает, и лучше рассказывать всё как было, а точнее, почти всё. — Бухал я, если честно, жёстко бухал. А вчера вечером вообще так надрался, что и не помню, как домой вернулся. Одноклассника встретил, пропащий был человек, из неблагополучной семьи, думал, он уж это… того, в общем. Ан нет, пощадила судьба бедолагу.

— Это ты про Гошу? — морщась, спросил Родик.

— Ага! — весело воскликнул Денис, стараясь делать вид, что не понимает, зачем они явились. — Ты прикинь, он сейчас на заводе работает токарем. Гоша — токарь! Ты такое вообще можешь представить?

— Нет, — отрезал Родик.

— Вот и я не мог, а оно так именно и есть, — заверил Денис друга. — Да ты чё, Родя?! Обиделся, что я не с тобой на Гаванскую ходил, а с Гошей? — продолжал ломать комедию Денис. — Так я вообще туда не собирался, я из булочной шёл, ну, где Валя работает. Валентину помнишь? — и он недвусмысленно улыбнулся. — Ну вот, значит, шёл я по Наличной, а навстречу Гоша. Слово за слово, я уж и не помню, как мы на Гаванской оказались, наверное, по привычке я его туда потащил, или он меня.

— Ладно, Денис, хорош спектакль разыгрывать, — гаркнул Павел Вениаминович, — Ты сегодня вечером, зачем опять к этому Гоше ходил?

— А что мне теперь и бывших приятелей навещать нельзя? — возмутился Денис, поняв, что за ним следили.

— Да когда он тебе приятелем-то был?! — с обидой произнес Родик.

— Ой, Родя, только давай без ревностей. Баб своих лучше карауль. Машка вчера на Гаванской с двумя бугаями какими-то заседала. Ты бы конуру этого несчастного видел! — восклицал он, уже войдя в роль. — Мебели один шкаф, два стула и кровать на всю двушку, на кухне стол со сломанной ножкой, и чайник течёт. Так, по-твоему, воры живут? Да он больной весь, хромой на обе ноги и бухает с горя. Родоков упекли, сестра скурвилась. А он её, между прочим, в путягу пристроил, чтоб она профессию получила. Тфу, что я тут воздух сотрясаю, вам ведь всё равно!

— Так ты к нему заходил ножку прикрутить? — продолжал донимать его следователь.

— Говорю же, больной человек — хромой. Я ему от старого родительского хлама помогал избавиться.

— От улик то есть, — заключил Павел Вениаминович.

— Послушайте, если вы меня в чём-то подозреваете, то работайте по форме. А если+ же нет, то я никак не пойму, с чего бы это работникам достопочтенной полиции в полвторого ночи ходить в гости, отказываясь при этом от чая?