все по-другому. Лив не еврейка, и мы хотели, чтобы дочь сама решила, принимать ли иудейские обычаи. Она всерьез заинтересовалась – очень сильно ею горжусь.

Я догадывалась, что отцовство – важная часть жизни Рассела, но лишь теперь понимаю, насколько различаются наши приоритеты. Он не только отвечает за воспитание маленького человека – он испытывает целый спектр эмоций, связанных исключительно с Элоди: гордость, восхищение, привязанность. Последние двенадцать лет его жизнь была наполнена событиями, о которых я не имею ни малейшего представления.

Некоторое время мы молчим. Я задумчиво жую фиолетовое драже, а потом, набравшись смелости, признаюсь:

– Когда мы сюда ехали, мне показалось, что ты расстроен. Из-за меня.

– А, это… Я не то чтобы расстроился, просто… – Рассел с деланой заинтересованностью разглядывает цветочный узор на покрывале, теребя бахрому. – Это сложный вопрос.

– Ничего, у нас вся ночь впереди. Во всяком случае, пока я не засну от таблеток. Разумеется, если ты вообще готов это обсуждать.

Принуждать его к разговору не хочется, однако мне безумно интересна эта сторона его жизни. Кажется, что если мы не поговорим, то снова станем просто коллегами, а я мечтаю о большем, и этот разговор – первый шаг.

Рассел бросает на меня взгляд и снова опускает глаза.

– Элоди родилась, когда мне было семнадцать.

Ого!

– Значит, сейчас тебе двадцать девять?

(Хотя это далеко не главный мой вопрос.)

Рассел кивает, все еще не глядя мне в глаза.

– Мы с Лив встречались с девятого класса, а знакомы вообще с детства. Наши родители были лучшими друзьями, и поначалу мы скрывали свои отношения, чтобы они не вмешивались. Разумеется, заводить ребенка никто не планировал, – добавляет он с невеселым смешком. – Но, когда Лив забеременела, мы все обсудили, взвесили, и она приняла решение оставить ребенка, а я старался поддерживать ее как мог.

Все еще не нахожу подходящих слов, поэтому ограничиваюсь расплывчатым:

– Даже не представляю, как тебе было тяжело.

– Тяжело – мягко сказано. Первый год после рождения Элоди был самым сложным в моей жизни. Мы были совсем молодыми и вообще не представляли, как воспитывать ребенка. Хорошо, что родители Лив поддержали ее решение, – нам невероятно повезло. Конечно, они были в ярости, естественно, они разочаровались в нас – но помогали как могли и деньгами, и временем. У одноклассников и учителей мы встретили куда меньше понимания. Нет, некоторые пытались нас поддержать, однако осуждения было гораздо больше. Хуже всего приходилось Лив, и мне было от этого ужасно плохо. Я и сам какое-то время сурово осуждал себя. Как можно было допустить ошибку, из-за которой вся жизнь пошла кувырком?.. – Рассел наконец поднимает на меня глаза, и в его взгляде читается настороженность. – Хотел пойти в колледж, может быть, получить стипендию как хоккеист, но в итоге бросил играть, потому что это было слишком дорого. Пока по счетам платили родители, я даже об этом не задумывался, но когда сделался отцом, жизнь вдруг стала ужасно дорогой, да и времени не было.

– Вы с Лив жили вместе?

– До второго курса. Пришлось брать академический отпуск, но в конце концов мы все же закончили колледж. Лив выучилась на инженера и сразу после выпуска получила предложение о работе в Сиэтле. Она не хотела разлучать меня с Элоди, да и мне не хотелось расставаться с ними обеими, поэтому я тоже переехал в Сиэтл.

– И получил работу на КСИ?

– Не сразу. Сначала много фрилансил, обрастал знакомствами. Один приятель в итоге замолвил за меня словечко, когда переходил с КСИ на кабельный спортивный канал, за что я ему безумно благодарен. – Рассел помогает мне вскрыть упаковку «Твикса» и, помолчав, продолжает: – Я до сих пор эмоционально не прожил всю эту историю. На работе почти не говорю об Элоди, чтобы не объяснять, сколько мне было лет, когда она родилась. Не хочу, чтобы люди считали меня идиотом, который завел ребенка по юношескому залету.

– Никакой ты не идиот, Рассел! – убежденно говорю я, беря его за руку.

– Я не то чтобы ее прячу, и мне нравится быть отцом. Я люблю Элоди – она самый важный человек в моей жизни! Просто, когда вы с ней познакомились, да потом еще и Лив пришла, я… растерялся.

– Понимаю… Мне, конечно, не доводилось бывать в такой ситуации, но понимаю, почему ты растерялся, и вовсе тебя не осуждаю. – Моя рука, словно повинуясь собственной воле, гладит Рассела по плечу. Наверное, из-за таблеток я утратила контроль, потому и позволяю себе прикасаться к нему так, как иначе ни за что не осмелилась бы. – Спасибо, что рассказал!

– Я хотел вас познакомить, и даже не потому, что вы обе любите мюзиклы.

Интересно, а почему тогда он хотел нас познакомить?.. Нет, лучше не задумываться.

– У нее отличный вкус! – замечаю я и медленно убираю руку. – Так здорово, что вы с Лив по-прежнему поддерживаете дружеские отношения.

– Мы не сразу к этому пришли. Я не хотел, чтобы мой ребенок рос без отца или без матери, поэтому очень обрадовался, когда нам удалось наладить взаимодействие. Поначалу было сложно, но в конце концов все устаканилось – наверное, потому, что мы дружили задолго до Элоди. Она живет у нас по очереди – неделю со мной, неделю с мамой, и пока все довольны. Несколько лет назад Лив вышла замуж и в прошлом году родила Клементину, которую Элоди обожает. В общем, не самая обычная семья, однако нас устраивает.

– По-моему, вы все замечательные, честное слово!

Рассел сдержанно улыбается. Очень хочется ответить откровенностью на откровенность – впустить его в мою жизнь так же, как он впустил меня в свою, хотя раньше я никогда не испытывала подобного желания в отношениях с мужчинами. Дело то ли в таблетках, то ли в том, что с ним очень спокойно.

Рубашка сбилась в ком на спине, и это ужасно неудобно, а поправить ее, не потревожив сломанную руку, не получается. Должно быть, я издаю какой-то звук, потому что Рассел озабоченно хмурится, и это так секси!.. Хорошо, что он в очках, иначе я не смогла бы сопротивляться притяжению его голубых глаз.

– Метеодевушка, ты как?

Черт возьми, почему вечером в номере отеля это прозвище звучит настолько сексуально?..

– Да ничего… Думаю вот, не переодеться ли в пижаму.

– Могу помочь, – предлагает он и поспешно добавляет: – Если хочешь, конечно!

Свитер уже снят, но на мне еще рубашка, джинсы, ремень… Самой не справиться.

– Очень уж ты рвешься меня раздеть! – поддразниваю я.

– Честное слово, я не то имел в виду! – краснеет Рассел.

Посмеиваясь, я