Последний шкафчик был пуст.

Едва голод улегся, нетерпение Мелани передалось и мне. Невстретив возражений, я быстренько покидала добычу в рюкзак и переложила пустыебутылки в раковину. Емкости из под отбеливателя весили немало, но это былаприятная ноша. Сегодня ночью мне не придется засыпать на песке, изнемогая отголода и жажды. Вместе с глюкозой по жилам потекла энергия; я выбежала наружу,под слепящее полуденное солнце.

— Не может быть! Ты перепутала! Как же так?

Неверящим взглядом я уставилась вдаль, и неверие быстросменялось ужасом.

Прошлым утром я позавтракала последним сплющенным кексом,днем нашла раздвоенную вершину и снова повернула на восток. Мелани сообщилапоследние координаты, и я чуть с ума не сошла от радости. Прошлой ночью ядопила воду. На четвертые сутки.

Нынешнее утро осталось в памяти смутным сочетанием слепящегосолнца и отчаянной надежды. Время было на исходе, и, обшаривая взглядомгоризонт в поисках последней метки, я паниковала. Ориентир — широкое плоскоеплато, окруженное тупоконечными пиками — просто напросто никуда не умещался. Явглядывалась изо всех сил, но в плотном частоколе гор на востоке и на севере ненашла ни единого просвета, где могло бы спрятаться наше плато…

Солнце еще светило с востока, мне в лицо, и, пока утро неперешло в день, я остановилась передохнуть. Я так ослабла, что становилосьстрашно. Мышцы болели, но не от долгой ходьбы. Да, физические нагрузки ипроведенная на голой земле ночь давали о себе знать, однако, это была другая,прежде незнакомая боль. Тело изнывало без влаги, и иссушенные мышцыпротестовали. Я знала, что долго не продержусь.

Я повернулась на запад, на миг убрав лицо из под солнечныхлучей, и вдруг увидела…

Широкий контур с зубцами гор по краям. Ошибки быть не могло:далеко далеко на западе, мерцая и расплываясь в дымке, словно мираж, надпустыней темным облаком нависло плато. Все это время мы шли не туда. Последнийориентир находился на западе… Нас разделяло расстояние большее, чем мы прошлиза весь поход.

— Не может быть… — снова прошептала я.

Мелани замерла у меня в голове, оцепенела, пораженная,отчаянно пытаясь примириться с новой страшной действительностью. Я ждала ееответа, взгляд блуждал по странно знакомым очертаниям, и вдруг на меняобрушилась вся тяжесть ее скорби и понимания. Я упала на колени. Безмолвныйвопль — признание краха — отозвался в голове, добавив новый оттенок моей боли.Дыхание сбилось — беззвучное всхлипывание, без слез. Солнце поползло вверх поспине, пропитало жаром мои волосы.

К тому времени как я взяла себя в руки, моя тень лежалакрохотным кружком у ног.

Я заставила себя подняться. Острые камушки врезались в кожу,я их не стряхивала и не отрываясь смотрела на плато, что давно дразнило менядалеким знойным маревом на западе.

Наконец, сама не понимая зачем, я зашагала дальше.

Я знала одно: на этот раз шла я самостоятельно. Меланикрохотной капсулой боли съежилась в моем сознании — в коконе, который онасплела вокруг себя. Помощи от нее ждать не приходилось.

«Хрум… хрум…» — крошился гравий под медленными шагами.

— Свихнувшийся старик, — пробормотала я, и грудь сотрясвнезапный приступ хриплого кашля, рвавшегося из горла. Я кашляла и никак немогла прокашляться и, только когда глаза защипало от подступавших сухихневозможных слез, вдруг поняла, что хохочу. — Нет… Ничего там нет, и никогда небыло… — выдыхала я в истерике и, словно пьяная, брела вперед, оставляя за собойцепочку неровных следов.

«Нет! — Мелани выглянула из своего кокона на защиту„истины“, за которую цеплялась до последнего. — Это я, я виновата. Я всенапутала».

Теперь я хохотала над ней, и обжигающий ветер уносил мойсмех.

«Подожди… постой… — Она попыталась отвлечь меня от„уморительной“ смехотворности нашего положения. — А вдруг… то есть… А что еслиони тоже пошли этим путем?»

Ее страх передался мне, и хохот оборвался — как отрезало. Япоперхнулась горячим воздухом, все тело трясло. Наконец дыхание восстановилось,от недавнего черного юмора не осталось и следа. Взгляд инстинктивно заметался впоисках свидетельств, что я не первая жертва пустыни. Вокруг раскинулисьбескрайние просторы, и все же я не могла не высматривать… останки.

«Нет. Нет, конечно! — Теперь Мелани успокаивала себя. —Джаред слишком умен. Он бы не отправился в путь, как мы: вот так, безподготовки. Ни за что не поставил бы под угрозу жизнь Джейми».

«Ну разумеется, — согласилась я, позавидовав ее уверенности.— Во всем мире не сыщешь второго дурака, который сюда полез бы. Джаред,наверное, и проверять не стал. А может, вообще не догадался… Эх, и зачем тытакая умная…»

Я почти машинально переставляла ноги. Мне все равно стольконе пройти. Даже если бы каким то чудом нас перенесло к подножию плато, чтопотом? Я была совершенно уверена, что там ничего нет. На спасение надеяться неприходилось.

— Мы умрем, — сказала я и удивилась: в хрипящем голосе небыло страха. Просто констатация факта. Солнце жаркое. Пустыня сухая. Мы умрем.

«Да». — Мелани тоже была спокойна. Проще примириться сосмертью, чем признать, что нашими действиями руководила прихоть безумца.

«И тебя это не волнует?»

Она на мгновение задумалась.

«По крайней мере, я не опустила руки. И победила. Я их невыдала. Не причинила им вреда. Сделала все, что от меня зависело, чтобы найтиих. Я пыталась их найти… и умерла за них».

Ответить я смогла только через девятнадцать шагов.Девятнадцать раз под ногами вяло и бессмысленно хрустнул песок.

«А ради чего умираю я? — Высохшие слезные протоки сновазащипало. — Наверное, потому, что проиграла? Поэтому, да?»

Песок хрустнул тридцать два раза, прежде чем она ответила.

«Нет, — медленно подумала она. — Вряд ли. Пожалуй… Ну,наверное… Ты умираешь, чтобы стать человеком. — Мелани уловила двойной смыслфразы, и в ее мыслях проскользнуло что то похожее на улыбку. — После столькихпланет и носителей ты наконец нашла место и тело, ради которого готова умереть.Мне кажется, ты нашла свой дом, Странница».

Песок хрустнул десять раз.

У меня больше не было сил разжать губы.

«Жаль, не получилось остаться здесь подольше».

Ее ответ я уже не уловила. Возможно, она пыталась меняутешить. В знак благодарности, что привела ее в пустыню умирать. Она победила,осталась в своем теле до конца.