Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Это письмо у вас здесь?
Она покачала головой и сказала:
— Сейчас я занимаюсь тем, что очищаю ящики от старойкорреспонденции. Мой муж был самым великим человеком по хранению самыхнемыслимых и ненужных вещей. Он не выбрасывал ничего. Его стол заполненбумагами, эти шкафы ломятся от обилия личной переписки.
— А шкафы в приемной использовались для деловых документов?
Она кивнула.
— Его секретарша прекрасно знала, где что лежит. Теперь оназдесь не работает. Я отпустила ее. Она слишком задирала нос… Может быть, яупотребляю не самое изысканное выражение, но оно передает суть проблемы.
— Ваш муж, наверное, имел и клерка?
— О да. Дэвина должна была передать ему архив, но я уволилаее на следующий день после смерти мужа. В офисе работали еще две сотрудницы:они были вежливы, но очень холодны со мной. Они думали, что имеют право намужчину только потому, что работали с ним долгое время! В конце концов, ясчитаю, что жена не должна вмешиваться в деловую жизнь супруга. Эти сотрудницынравились ему, он хорошо к ним относился, но я тут же отправила их отсюда, кактолько сама оказалась в седле. — Она откинулась на спинку стула и сказала: — Вывесьма обаятельный человек, мистер Лэм. Поэтому вот вам визитка с именемадвоката, который вел дела моего мужа. Если вы встретитесь с ним, он даст вамвсю информацию, которая вас интересует. А что касается миссис Велс, надеюсь, высможете вступить с ней в контакт в Лос-Анджелесе на Фрост-Моур-роуд. Если же выищете возможности для спекуляции, то среди недвижимости моего мужа в Техасе вы,думаю, найдете для себя что-нибудь подходящее. Если хотите, я позвоню адвокатуи попрошу оказать вам помощь и внимание.
— Спасибо. Большое спасибо, — рассыпался я в благодарностях.— Мне очень неловко, что я вторгся к вам без приглашения, но…
— Все в порядке, — прервала она. — Мне в самом деле было приятнопообщаться с вами. Смерть Аарона повергла меня в шоковое состояние, и япостоянно должна чем-то занимать свою голову. Сейчас я расчищаю ящики и отделяюзерна от плевел. Здесь этих плевел ужасно много.
— Готов в это поверить, — сказал я, взглянув на заполненныебумагой мусорные корзины.
— Очень важно, что друзья Аарона очень, очень любезны и вомногом помогают мне. Конечно, я этого совсем не ожидала, но уверена, что всепроисходит, как и следует у друзей.
Еще раз поблагодарив ее, я вышел из офиса и отыскал швейцара— курящего короткую трубку коренастого шведа с выцветшими, как бы покрытыминепроницаемой пленкой голубыми глазами.
Вручив ему свою визитку, я сказал:
— Как детектив, я имею основания предполагать, что сегодняночью в этот дом намерена забраться Морфин Мэри.
— Кто такая Морфин Мэри? — спросил он. Я объяснил:
— Морфин Мэри — одна из самых опасных воровок, крадущихнаркотики. В вашем доме расположены врачебные и зубоврачебные кабинеты, вкоторых всегда содержится некоторый запас наркотических веществ длянепредвиденных случаев, и сегодня Морфин Мэри, для которой не составляет трудаоткрыть любой замок, проникнет в эти помещения и ограбит их.
Он пыхтел своей трубкой и молчал. Тогда я продолжил:
— Когда кончается рабочий день в офисах, вы отключаете вселифты, кроме одного, того, который остается стоять здесь, внизу? Правильно?
Швед кивнул. Я вытащил из кармана двадцать долларов.
— Чтобы поймать воровку, необходимо устроить ей засаду.Лучше всего было бы, если бы я выдал себя за ночного лифтера.
— Вы даете мне деньги? — спросил он.
— Я даю вам деньги, — ответил я.
— Предположим, что эта женщина с отравой войдет в лифт. Чтобудет тогда? Вы устроите большой шум?
— Никакого шума не будет вообще. Мне надо только убедиться,что она появилась в этом здании, и я по телефону сразу же сообщу об этом вполицию. Мы устроим ей ловушку. Я работаю для детективного агентства, котороена основе страхования охраняет от грабителей имущество врачей и дантистов. Мыдолжны поймать Морфин Мэри. Ее место — за решеткой. Полиция тоже заинтересованав этом, и если я предупрежу их, то полицейские заранее начнут следить за вашимдомом и воровка догадается о засаде — она очень умна!
Швейцар протянул руку за купюрой.
— Когда служащие начинают оставлять офисы? — спросил я.
— В семь часов.
— Буду здесь в семь. И возможно, придется ждать допоздна. Онкивнул. Дело было сделано.
Я появился за несколько минут до семи. Первые два часапрошли в катании вверх и вниз на лифте с задержавшимися на службе сотрудникамиразных контор, офисов, медицинских кабинетов. Затем наступило время спокойствияи тишины. Швейцар-швед слушал по радио репортаж о матче боксеров. Уборщицыприволокли прорезиненный транспортер с различными принадлежностями для уборкипомещений и брезентовые ведра, в которые они свалили содержимое мусорныхкорзин. В мусор шестого этажа попали в основном выброшенные миссис Бедфордбумаги.
Швед, все еще пыхтя трубкой, слушал радио. Соревнования побоксу уже закончились, но передавали поп-музыку. Откинув назад голову и сцепивна затылке пальцы, швейцар слушал радио-мелодии, вокруг его закрытых глазвитали голубые кольца табачного дыма.
Я работал быстро: перебирая кучи личных писем, газетныхвырезок, журнальных статей, старых заявлений и ходатайств. Этот парень,Бедфорд, и в самом деле ничего не выбрасывал. Я отбирал бумаги, написанныеженским почерком, и засовывал их в мой чемоданчик. Все было закончено к томумоменту, когда швед выключил радио.
— Она не придет сюда после полуночи, — сказал я ему.
— Нет?
Кивком головы я подтвердил свои слова.
— Вы придете завтра вечером? — спросил он. Я снова кивнул.
— Как плохо получилось, — сказал он. — Приходите в любоевремя.
Я пообещал прийти.
Швед вывел меня из здания.
На аэродроме я успел попасть в самолет, отлетающий в часночи, и, сидя в кресле, сразу приступил к изучению бумаг из чемоданчика. Тамоказалось семь или восемь писем от Люсиль, четыре — от Ивонны.
Письма Люсиль были того сорта, что не могли не понравитьсяодинокому дядюшке, письма, от которых жена-золотоискательница вполне могларехнуться от злости.
Письма Ивонны были датированы числами, укладывавшимися впериод, занимавший три года. И на всех на них лежала печать пустой и формальнойсодержательности, снисходительного высокомерия, с которым молодость относится кстарости и одиночеству: рассуждения о погоде, танцах, кинофильмах и звездахтелеэкрана, а также уверения в том, что родственники умоляют его беречь себя.