Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я решила, что уж лучше гнев Люси, чем разочарование отца, и старалась извлечь из этой работы как можно больше пользы для себя. Научилась пользоваться внушавшей мне страх профессиональной кофеваркой, обслуживая пожилых клиентов, заходивших в закусочную ровно в полдесятого выпить кофе без кофеина после «тренировки» – прогулки с утяжелителями. Методом проб и ошибок научилась обращаться с жаровней, получив при этом несколько мелких ожогов на предплечье, но зато поняв, как уберечься от летящих во все стороны капель горячего масла.
– Это пляж, – сказал мне Элиот на третий день, когда поток посетителей иссяк и он стал учить меня, как обращаться с грилем. – Главное – тут повсюду попадает песок. А кому нужен песок в чизбургере?
Я подумала и скорчила рожу.
– Мне точно не нужен.
– Никому не нужен, – сказал он, – уж поверь.
Проработав с Элиотом несколько дней, я, к своему удивлению, обнаружила, что он мне нравится. Я опасалась, что парень примет сторону Люси и станет шпынять меня, чтобы сделать ей приятное. Но он держался в строне от конфликта, за что я ему была благодарна. Элиот терпеливо объяснял мне, что к чему, с ним было легко говорить, хотя иногда он горячился, особенно если дело касалось, как он это называл, «жесткой научной фантастики».
– Видишь? – спрашивал Элиот, виртуозно переворачивая бургер большой металлической лопаткой, словно недавно пересмотрел фильм «Коктейль»[7]. Я одобрительно улыбалась, пытаясь показать, какое сильное впечатление это на меня производит.
– Люди заказывают картошку, потому что она в индивидуальной упаковке. Но бургеры мы подаем на тарелках. И если ты собираешься поставить тарелку на полотенце, в нее неизбежно попадет песок. Это данность.
Я научилась готовить бургеры, хотя едва ли собираюсь готовить их самостоятельно дома. Узнала, сколько льда класть в содовую, как обращаться с кассовым аппаратом, как открывать закусочную утром и закрывать вечером. Но самое главное – я еще больше убедилась, что Люси до сих пор точит на меня зуб.
Поняла я это, разумеется, давно, еще когда мы дружили. Все знали, что она несколько лет находилась в натянутых отношениях с Мишель Хофман, и кто-то спросил их напрямую, из-за чего они ссорятся. Оказалось, что ни одна не может вспомнить, с чего все началось. Люси всегда четко разделяла, что хорошо, а что плохо, и вот я оказалась «плохой». Она почти не замечала меня, а когда приходилось давать мне указания, делала это через Элиота.
Кроме того, после нескольких смен я поняла, что она ужасно хочет завести с кем-нибудь роман, поэтому изо всех сил флиртует с каждым более-менее привлекательным покупателем мужского пола и уже успела собрать целую коллекцию телефонных номеров. Я бы не поверила, если бы сама не была тому свидетельницей. В пору нашей дружбы мы обе в присутствии ребят были стеснительны и немногословны. И, несмотря на то, что у меня несколько раз бывали отношения с парнями, я такой и осталась. Но Люси за эти пять лет избавилась от всяких следов застенчивости. Ее товарищеские отношения с Элиотом и дружелюбие к посетителям, особенно мужчинам, делали нашу с ней молчаливую отчужденность особенно заметной. Она заговаривала со мной только в случае крайней необходимости, так что, когда мы оставались наедине, в помещении стояла полная тишина. Она либо уходила говорить по телефону, либо читала, причем держала журнал так, чтобы я не могла заглянуть ей через плечо и увидеть ее ответы на вопросы в анкетах «Космополитена».
Я протирала и без того чистые столы и смотрела на часы, стараясь прикинуть, сколько осталось до конца смены. Но было что-то грустное в этом молчании, особенно если учесть, что раньше, когда мы дружили, нам всегда было о чем поговорить. Мама частенько упрекала нас в том, что мы болтушки, но Люси неизменно отвечала одно и то же – что мы не видим друг друга бóльшую часть года и нам надо обсудить новости, накопившиеся за девять месяцев. А теперь мы молчали. И молчание грозовым облаком висело в воздухе. Мне так отчаянно хотелось поговорить хоть с кем-нибудь, что я пробовала говорить с сидевшим на высоком стуле спасателем Лиландом, далеко не самым приятным собеседником, поскольку основная часть его ответов – независимо от того, что говорила я, – представляла собой вариации вроде «совершенно», «ни в коем случае» и «этот шум я слышал».
Спасателей было трое – Лиланд, Рейчел и Айви – и все они работали по одному. Рейчел и Айви знали друг друга по колледжу, старались держаться вместе и в свободное время заходили в закусочную за бутылкой воды или диетической кока-колой. Со мной они были не слишком любезны, но все же в их дежурство мне было спокойней, так как я по-прежнему сомневалась, что Лиланду, парню не от мира сего, можно доверять спасение людей.
Я поставила на прилавок бутылку диетической содовой и повернула пластиковую крышечку. Рядом с бутылкой поставила стаканчик со льдом и подтолкнула и то, и другое по прилавку к покупательнице как раз в тот момент, когда Элиот позвонил в колокольчик, оповещая, что картошка готова. Я взяла теплую коробочку. От запаха жареного у меня заурчало в животе. Я щедро посолила картошку и поставила рядом с бутылкой. Покупательница, заказавшая все это, говорила по телефону, но взяла заказ, беззвучно сказала губами «спасибо» и направилась обратно к своему полотенцу. Я посмотрела на почти пустой пляж и стала переминаться с ноги на ногу, чтобы согреться. Утро выдалось пасмурное, со времени открытия у нас было всего три покупателя. Люси тоже работала в эту смену, но примерно полчаса назад ушла разговаривать по мобильному и пока не вернулась. Я растерла ладонями предплечья, пожалев, что, в отличие от Люси, Элиота и Лиланда, не надела этим утром поверх форменной футболки свитер с длинными рукавами.
Если бы на работу я приезжала на велосипеде, как остальные, я бы, конечно, оделась потеплее. Но я по-прежнему ездила на машине, несмотря на то что мама уже несколько раз повторила мне, что это нехорошо, когда одна машина стоит на автостоянке пляжа целый день. И хотя отец починил старый мамин велосипед и я теперь могла на нем ездить, он пока стоял в гараже. Вряд ли можно совсем разучиться ездить на велосипеде, но я не торопилась это проверять.
– Холодно? – рядом со мной на прилавок уселся Элиот.
– Немного, – сказала я и сделала глоток шоколада, который приготовила для себя. Оказалось, что он уже остыл, и теплее от него мне не стало.
– Может, там что-нибудь найдется, – сказал Элиот, указывая под прилавок.
– Не знаю, – сказала я с сомнением и вытащила оттуда коробку с забытыми вещами, куда уже не раз залезала за неделю работы в закусочной. Лето еще только начиналось, а коробка уже была полна до краев. Я покопалась в ней, удивляясь, что только люди не ухитряются забывать. Я хочу сказать, как можно уйти с пляжа, оставив лифчик от купального костюма? Единственная теплая вещь, оказавшаяся в коробке, – страшный белый свитер с надписью на груди зелеными буквами: «Учителя, делайте это вместе с классом!».