– В другой раз получится, малыш, – сказал он, взъерошил мне волосы, кивнул на экран и улыбнулся. – Видела этот фильм? Довольно смешной, – он повернулся к экрану и засмеялся. – Билла Мюррея привязали к корабельной мачте.

Я вытянула ноги, оперлась на руки, постаралась сосредоточиться на фильме, и вскоре смеялась со всеми остальными.

– Тейлор! Проснись и пой. Петушок пропел давно.

Когда я была маленькая, я не понимала, при чем тут петушок, и этим очень веселила отца. Но сегодня было воскресенье, мой выходной, и я хотела поспать.

– Нет, – простонала я в подушку.

– Вставай, – сказал отец и открыл шторы. Звякнули кольца, скользя по металлической штанге, и в комнате стало светло. – Пора вставать.

– Что? – спросила я, крепко закрыв глаза, не понимая, что происходит. – Нет. Почему?

– Сюрприз. – Отец пощекотал мои пятки, торчавшие из-под одеяла. Я против собственной воли захихикала: место было самое чувствительное к щекотке. Я подергала ногами под одеялом и услышала, как отец выходит из комнаты. – Жду тебя на улице, – сказал он, – через пять минут.

Я попробовала закрыть глаза и снова заснуть, но поняла, что ничего не выйдет. Щекотка и яркий свет в комнате пробудили меня окончательно. Я открыла глаза, села и посмотрела на часы. Было девять утра. Называется, поспала в выходной день.

Вчера после фиаско со вступительной речью я снова вышла на работу и день прошел хорошо: Люси относилась ко мне чуть дружелюбней, чем прежде, и никто не напоминал, как я опозорилась. Но сегодня я была рада провести день вдали от места своего последнего унижения и планировала поспать до полудня, а потом, может быть, почитать журнал, позагорать на причале. Но у вселенной были на меня другие планы.

Через десять минут я прошла через кухню и по дороге мельком взглянула на календарь. Не верилось, что уже наступил июнь. Отец расхаживал по крыльцу и выглядел вполне бодрым, несмотря на то что в последнее время вставал поздно и, когда я уходила на работу, еще спал.

– Так что за сюрприз? – спросила я, выходя на террасу и оглядываясь. Все было как обычно, на подъездной дорожке стояли машины. Я стала подозревать, что отец выманил меня из постели хитростью.

– Так… – Он потер руки и улыбнулся. На нем были майка-поло, а не строгая сорочка, как обычно в Коннектикуте, брюки цвета хаки и старые легкие ботинки. – Честно говоря, не такой уж это сюрприз. Скорее, прогулка.

Я посмотрела на него.

– Прогулка?

– Да, – сказал он, – поедем, позавтракаем. – Он посмотрел на меня, явно ожидая реакции, но я думала только о том, что еще очень рано, что меня разбудили, когда я хотела поспать, и что мне обещали сюрприз. – Тебе нужен хороший завтрак, – сказал отец, видимо, таким тоном, каким убеждал присяжных в суде. – День может оказаться богатым событиями. – Я по-прежнему не двигалась, и он добавил, улыбнувшись: – Я угощаю.

Через двадцать минут я сидела за столиком у окна, напротив отца, в «Поконо-кофе-шоп», известном также как закусочная. За годы, что меня здесь не было, заведение нисколько не изменилось: стены, отделанные деревянными панелями, красные перегородки с потрескавшейся кожей, на столах бутылки со сливками, из которых нужно было выдавливать содержимое – этим мы без конца развлекались с Уорреном, когда были маленькие. На стенах – фотографии в рамах с видами Лейк-Финикса в разные годы, на ближайшей к нам был изображен какой-то парад красавиц с прическами по моде сороковых годов, с лентами через плечо поверх купальных костюмов и на высоких каблуках. Красотки улыбались в камеру, выстроившись на пляже.

– Что тут вкусненького? – Отец открыл большое меню в пластиковой обложке. Я заглянула в свое и обнаружила, что с тех пор, как я была здесь в последний раз, в нем ничего не изменилось, хотя именно за последние пять лет были сделаны важные открытия, касающиеся холестерина и насыщенных жиров. Возможно, владельцы сочли, что добавление в меню более здоровых блюд повредит репутации заведения – в конце концов, надпись у двери гласила: «Сюда входите. Отсюда выкатывайтесь».

– Все вкусненькое, – честно сказала я, пробегая глазами по списку блюд, приготовленных из мяса с яйцом. Каждый день на этой неделе я выбегала на работу так поздно, что завтракала в машине гранолой.

– Вы уже выбрали? – К нашему столику подошла официантка средних лет, на шее – очки на цепочке, карандаш наготове над блокнотом, на красной форменной футболке наколка с именем Анджела.

Отец заказал черничные оладьи с беконом, а я то же, что и всегда – омлет «Поконо», известный тем, что готовится из яиц и разных видов мяса и сыра, но без овощей.

Анджела кивнула и, уходя, записала наш заказ. Я посмотрела на отца, сидящего напротив, и вдруг поняла, что мы остались с ним один на один.

Не то чтобы мы с ним никогда не ели наедине – мороженое, например, столько раз, что и не сосчитать. Но редко бывало так, что я пользовалась его вниманием безраздельно, чтобы не было ни брата, ни сестры, ни постоянного жужжания телефона. Я подумала, что пора сделать то, о чем размышляла со времени нашей поездки в больницу, – сказать, что люблю его. Но только я собралась это сделать, как снова появилась Анджела с кофейником, налила нам обоим по чашке кофе, и я поняла, что момент упущен.

Отец отпил кофе, поморщился и, глядя на меня, поднял брови.

– Ого, – заметил он серьезно, – всю следующую неделю, наверное, спать не буду.

– Крепкий? – спросила я, добавила в кофе сливки и размешала сахар. Отец, глядя на меня, кивнул. Я любила кофе, если удавалось придать ему вкус, лишь отдаленно напоминающий его истинный. Попробовав, что получилось, я почувствовала, что напиток по-прежнему очень крепкий, несмотря на сливки и сахар.

– Так, вот теперь я проснулась, – заключила я и добавила еще сливок, не столько чтобы сделать кофе менее крепким, сколько потому, что мне нравилось выжимать сливки из бутылки.

Наступило молчание. Пытаясь придумать тему для разговора, я взглянула на подставку под тарелки с рекламой местных фирм и надписью «Восторг гостя» в центре, а еще с размещенным на ней кроссвордом-судоку и несколькими вопросами, которые, вероятно, должны были помочь нерешительным посетителям завести беседу: «Какой ваш любимый фильм?», «Кем вы хотели стать, когда вырастете?», «Ваше любимое блюдо?», «Какое ваше самое приятное воспоминание?», «Где вы любите путешествовать?». Я посмотрела на отца – он тоже разглядывал подставку.

– Что скажешь? – Он кивком указал на нее. – Попробуем?

Когда принесли заказ, мы успели разгадать судоку. Отец набросился на оладьи, а я попробовала омлет. Пытаясь сосредоточиться на сочетании вкуса мяса и сыра, я все время возвращалась к вопросам, напечатанным на подставке и, перечитав их снова, поняла, что не знаю, как бы ответил на них отец. Он сидел напротив меня, добавлял сироп в оладьи, постукивал чашкой, чтобы ему налили еще кофе, и я понимала, – хоть мне и не хотелось об этом думать, – что скоро его уже нельзя будет ни о чем спросить. Поэтому мне казалось чрезвычайно важным сделать это именно сейчас.