Проследив за его взглядом, ощущаю столкновение всех своих внутренностей друг с другом. Сердце срывается в галоп, молотя по моим ребрам со всей дури так, что эта скачка отдается дрожью в руке, которая чуть не выпустила божественную Маргариту, вместе с телефоном и гардеробным номерком, потому что там, в отсветах софитов, я вижу до боли знакомый затылок, который никогда ни с каким другим не спутаю.

Втянув носом воздух, шарю глазами по широким плечам, длинным ногам и узким бедрам. Черный костюм сидит на нём потрясающе. В руке тяжелый стакан для виски. Он смеется, положив вторую руку в карман брюк, пока молодая женщина в… брючном костюме кораллового цвета рассказывает что-то увлекательное… что-то чертовски увлекательное, судя по тому, как на пару с каким-то седым мужчиной господин Роман Гец слушает ее, продолжая разбрасываться улыбками…

Мое горло немеет, и я не могу выдавить из себя ни единого слова, даже когда Лёня возбужденно бросает мне:

— Сейчас… это… надо поздороваться…

Переведя на него глаза, киваю.

В шуме музыки, в окружающей меня роскоши, в том, как беззаветно трясет руку своего “шефа” мой горе-друг и его друг Макс, во всем этом я вдруг осознаю кошмарную истину, от которой мое сердце перестает биться — все что я вижу вокруг себя, это не что иное, как день рождения Романа Геца! Миллионера из… Екатеринбурга, который притащил в столицу свою команду разработчиков компьютерных игр, наверное потому, что в Екатеринбурге ему… вдруг стало тесно…

И если до этого пропасть между нами казалась мне огромной, то теперь она кажется мне непреодолимой, ведь даже дураку понятно, что рядом с таким мужчиной мне не место.

Оглохнув на секунду, а может и на миллион секунд, всеми силами пытаюсь отцепить глаза от именинника, потому что они жгут на нем дыру! Если я не отцеплю их немедленно, он просто воспламенится или почувствует сверление в своем затылке, но я беспокоюсь об этом совершенно зря.

Он не видит ничего вокруг.

Не осматривает толпу так, будто впервые видит людей. Не реагирует на сыплющееся с потолка конфетти и биты электронной музыки, выверенные ровно настолько, чтобы угодить всем присутствующим, даже тем, которых танцы интересуют гораздо меньше цен на нефть или еще на что-то, из чего складывается экономика, в которой я ничего не понимаю. Ничего, кроме того, что моей зарплаты официантки никогда не хватит на то, чтобы содержать в этом городе себя и Риту.

Не нужно разбираться в экономике, чтобы понять — стоящая рядом с ним женщина образец гребаного высокого вкуса и гребаной утонченности. Гребаного ума и гребаной значимости, раз он представляет ей и тому седому мужчине своих сотрудников, и она… пожимает им руки наравне с мужчинами. В ней нет ничего вычурного, ничего леопардового, и даже прически у нее никакой нет. Идеально гладкое каре, которое идеально подходит ее не очень высокой, но очень женственной фигуре. У нее есть формы, а от меня остались одни кости…

И много таких вокруг него?

А меня здесь вообще никто не хотел видеть. Потому что я никто! В его жизни я никто. Меня можно трахать, и даже платить за это не нужно, ведь у нас все по обоюдному согласию, и я сделала все для того, чтобы это выглядело именно так. Я сделала все, чтобы не быть в его глазах шлюхой… Этого было не достаточно! Не достаточно, черт возьми, чтобы я хотя бы на пять минут стала для хоть чем-то большим…

Сжимающая сердце боль бонус к прозрению, от которого глаза застилают слезы.

Все это… все это прозрение не имело бы для меня никакого значения, если бы только я не влюбилась в мужчину, от которого не могу оторвать глаз, и который не чувствует моего взгляда, потому что ему на меня… плевать… Он доволен жизнью и он счастлив, потому что с его бородатого лица не сходит ленивая улыбка. Он на своем месте, а мне…

Отвернувшись, жмурюсь, чтобы сдержать слезы, но они все равно вытекают из моих глаз, скатываясь по щекам горячими дорожками.

Мне лучше исчезнуть отсюда, как какому-то вору, забравшемуся в чужой холодильник.

Поднеся к губам бокал, глотаю и глотаю проклятую Маргариту. До тех пор, пока она не заполняет мой пустой желудок, отдаваясь спасительным головокружением.

Возвращаю бокал на стойку, боясь того, что происходит за моей спиной.

Тоска, злость на Рому и саму себя, боль в груди заставляют обернуться, чтобы взглянуть на него… в последний раз.

Если бы только я не влюбилась в него…

В его причуды, в его занудство, в его лицо и его тело. В его голос. Если бы я не сделала этого, могла бы, наплевав на все, подойти и поздравить его с днем рождения. Играть в эту игру и не скрываться, как делала когда-то, когда мне было нечего терять.

Лаская глазами его профиль, позволяю еще одной слезе ужалить свою щеку.

С его губ слетают какие-то слова, которые Леня и все остальные поддерживают смехом. Рука женщины плавно опускается на его плечо, и от этого я чувствую тошноту.

Скоро он найдет себе другую игрушку.

А может, он найдет что-то большее.

Что-то вроде этой благородной телки, которая ведет себя естественно и раскованно, глядя на него сверкающими глазами. В отличии от меня, он поведет ее в ресторан, где бутылка вина стоит тысячу баксов, а потом он оттрахает ее на дорогущих простынях своей постели, а не на подземной стоянке гребаного небоскреба. Оттрахает ее так, что она забудет свое чертово имя. А потом они поженятся!

А я отправлюсь на помойку. В ту самую, из которой он меня достал.

Я больше не хочу быть игрушкой. Ни для кого. Ни для кого, черт возьми!

Злость и обида обрушиваются на меня с новой силой, убивая все другие чувства! Выжигая их дотла. И я надеюсь, что мои чувства не гребаные Фениксы, чтобы восставать из пепла и мучать меня опять!

На ходу надевая пальто, пытаюсь понять, как вызвать этот чертов лифт.

Я не хочу объясняться с Лёней.

Я просто хочу уйти, но эти кнопки выглядят так, будто для их расшифровки нужно защищать специальный диплом!

— Можно мне? — слышу над ухом, отходя в сторону.

Пытаясь сдержать рвущийся из легких воздух, сжимаю губы, глядя в заинтересованные глаза какого-то мужчины.

Посмотрев на табло, он берет пару секунд на раздумья, а потом нажимает кнопку, снова глядя на меня.

На нем костюм, как и положено всем присутствующим здесь богатеям, в волосах седина, на мизинце какой-то перстень. Ему явно за сорок. Может быть, даже почти пятьдесят. И он один из них, потому что двигается медленно и плавно, будто никогда и никуда не спешит.

Меня тошнит от этой заинтересованности. От взгляда, которым он оценивает мое тело, будто покупатель на рынке, и своим ледяным взглядом я даю ему это понять. Даю ему понять, что он дотронется хоть до чего-то на моем теле только через мой гребаный труп!

Его энергия, она другая. Пресыщенная. В отличии от Романа чертова Геца, в котором нет никакой пресыщенности. В нем есть… жажда действия. Может поэтому ему нужно было спускать пар, трахая меня где придется.