Я не хочу жить в ожидании, когда этот день наступит. Жить, зная, что у него… другие женщины. С кем угодно, только не с ним, черт возьми! Я не смогу так… с ним…

Но даже неделю спустя, наплевав на переполненный зал “своего” ресторана, закрываюсь в туалете для персонала и, прикрыв глаза, слушаю жужжание лежащего в кармане фартука телефона.

Потому что в этот день… спустя шесть проклятых дней! Шесть! ОН решил позвонить сам.

Знаю, что это он, даже несмотря на то, что не знаю наизусть его номера.

Это он, и ему хватает пяти гудков, чтобы растревожить мою душу и лишить меня моего хромого, и так убитого аппетита.

Прогоняя из носа запах хлорки, дожидаюсь, пока вызов прекратится, а потом отключаю телефон и возвращаю его в карман.

Теперь, когда я не взяла от него трубку и выжила, я могу поклясться себе в том, что выживу и в следующий раз. Буду выживать до тех пор, пока он… просто не забудет обо мне раз и навсегда.

— Зараза… — шиплю, подставляя ладонь под струю ледяной воды.

По основанию большого пальца растекается красное пятно, которое горит, будто к нему приложились паяльником.

То, что я всегда ненавидела в работе официанткой — это вот такие ожоги, потому что когда все спешат, словить на себе тарелку украинского борща ничего не стоит.

Обтерев обожженное место салфеткой, встряхиваю баллончик с обезболивающим и распыляю его по своей руке.

— Юль, — слышу за дверью голос Никиты, своего напарника. — Ты там как?

— Нормально, — кричу, осторожно растирая средство.

Пока оно впитывается, смотрю на свое отражение. Оторвав туалетной бумаги, тру красное пятно на своем клетчатом фартуке, радуясь тому, что оно прекрасно сливается в узором.

Достав из кармана телефон, смотрю на время.

Мне осталось отработать два часа двадцать минут, а потом у меня целых два выходных дня, которые я собираюсь потратить с умом. В списке моих жалких ресурсов даже выходные на вес золота. По крайней мере я кое-как рассчиталась с Ксюшей и теперь… мы снимаем квартиру на двоих. Это так воодушевляет, что боюсь, как бы за спиной не расправились крылья, но вряд ли они расправятся, потому что другие мои проблемы никуда не делись. Я по-прежнему не знаю, куда иду, но мне, по крайней мере, есть где жить.

На экране телефона сообщение от Лёни, которое я читаю, опустившись на крышку унитаза.

“Как дела? Сегодня тоже работаешь?”

Мы не виделись уже почти месяц.

С того дня, про который я… не хочу вспоминать.

Мне даже не приходится врать. Я почти не вру, прикрываясь своим плотным графиком, будто какой-то чёртов президент, но причина того, что я не хочу видеться с Лёней, заключается совсем в другом.

То, что я вырвала его “шефа” из своего сердца с кусками мяса, совсем не означает, что я готова… соприкасаться хоть с чем-то из того, что его окружает. Ни с людьми, ни с предметами, ни даже с воздухом, которым он дышит. Теперь, когда после третьей попытки связаться он все-таки оставил меня в покое, мне самой дышится гораздо легче.

Встав с унитаза, собираю в косметичку салфетки, пластырь и спрей.

Теперь, когда… я больше не боюсь звонков в своем телефоне, мысли в голове перестали скакать, плясать и мучить по ночам. Мучить сомнениями, от которых хочется выть или лупить о пол тарелки, чтобы избавиться от этого!

ЕМУ хватило трех недель и трех звонков, чтобы оставить меня в покое.

Вот и все…

Уже четыре дня, как он оставил меня в покое. Не думаю, что он позвонит снова. Теперь… он оставил меня в покое.

Сглотнув, смотрю в свое отражение и провожу пальцами по косе, которую сегодня заплетала на автопилоте, поэтому она выглядит, как пьяная. Пальцы подрагивают, и это злит. Каждый раз одно и тоже…

К черту…

Два часа двадцать минут.

Выйдя из туалета, возвращаю косметичку в сумку. Придерживаю дверь кухни, отходя в сторону, чтобы пропустить Никиту с подносом, забитым пустой посудой.

— Шестой столик нужно обработать, — впопыхах бросает он.

Химический запах дезинфектора попадает в нос, когда разбрызгиваю его по столику. Водя по нему тряпкой, смотрю в окно.

Шоссе прямо напротив в час пик превратилось в бесконечную пробку. Сегодня утром выпал первый снег, но то, что я вижу за окном, больше напоминает грязную манную кашу.

Московская зима… не такая холодная, как там, дома. Одежда и обувь Риты с прошлого сезона ей в пору, потому что моя сестра растет так же медленно, как какой-нибудь уникальный планктон. Это облегчает нашу жизнь, как бы ужасно это не звучало.

Покончив с уборкой столика на двоих, принимаю заказ у того, что рядом.

Две девушки просят по коктейлю “Секс на пляже” и еще времени на раздумья.

Отдав заказ бармену, осматриваю наполовину полный зал. Ноги гудят и рука ноет. Закрыв на это глаза, решаю побыстрее обслужить столик, за которым два солидных мужчины, пока этого не сделал кто-то другой, потому что солидные мужчины в костюмах — это стопроцентная вероятность получить чаевые.

Час спустя, рассматриваю плиточный пол кухни, дожидаясь тушеной телятины для шестого столика, когда слышу отрывистый голос Лизы, официантки.

— Юля! — кричит она, просунув голову в дверь.

Тяжко вздохнув, буркаю:

— Здесь я.

Вывернув голову в другую сторону, она тараторит:

— Там тебя просят за четвертый.

— Это не мой, — отрезаю я.

— А я при чем? — возмущается она, исчезая за дверью.

Мысленно чертыхнувшись, забираю телятину и, толкнув плечом дверь, выхожу из кухни со скоростью улитки, потому что на сегодня травм с меня хватит.

Может быть мозги у меня за эту неделю скукожились, а может быть мой разум умеет отделяться от тела, потому что, бросив взгляд за четвертый столик, осознаю себя расставляющей телятину за шестым, понятия не имея, как возле него оказалась.

Я не имею понятия, как оказалась возле шестого столика, потому что мое сердце пропустило сразу три удара и последние секунды своей жизни я мысленно провела где-то в другом измерении.

— Приятного аппетита… — говорю рассеянно, подыхая от желания обернуться и убедиться в том, что у меня не галлюцинации. — Эм-м-м… — впиваюсь пальцами в свой фартук, когда в кармане начинает вибрировать телефон. — Что-нибудь еще желаете? — мой голос хрипит, и я могу поклясться в том, что не слышала ни единого слова в ответ.

Вибрация в моем кармане такая же жалящая, как и взгляд человека, сидящего за четвертым столиком.

Воздух со свистом вырывается из легких.