Чтобы сойти с ума мне нужно всего лишь почувствовать ответный удар его языка. Так, как это делает только он. Напористо и без единого намека на тормоза!

Не сговариваясь, тянем носом воздух. С шумом, от которого у меня закладывает уши. А через секунду я уже ни черта не контролирую, потому что Роман Гец наконец-то вступил в игру, и когда он в нее вступает, весь контроль должен принадлежать ему.

Сдавив ладонью мой затылок, подается вперед. Как варвар сминает мои губы, разнося по моим рецепторам вкус ванили. До тех пор, пока я не начинаю задыхаться, со стоном прося у него пощады.

Кабинка подпрыгивает, заходя на новый круг.

— Черт… — бормочет Рома, осматриваясь.

— Ты мой еще на пять минут… — кладу голову на его плечо, закрывая глаза.

Его рука на моем затылке замирает.

Чувствую его дыхание на своем виске.

Кусаю губу, когда зарывшись пальцами в мои волосы, достает часть из-под пальто и медленно наматывает на палец.

Под своей ладонью, сквозь тонкую ткань футболки чувствую, как неспокойно стучит его сердце. Умоляю кабинку ехать медленнее, считая сильные удары.

Откинувшись вместе со мной на спинку сиденья, Рома молчит, а потом тихо спрашивает:

— У тебя в роду цыгане?

— Нет… — улыбаюсь, потираясь носом о его грудь. — Моя мама была… осетинкой.

— М-м-м… — задумчиво тянет он.

— У меня там никого нет. Но я все равно хочу там побывать…

— Отличная мысль.

Открыв глаза, смотрю на рыжий осенний парк под нами. На линию горизонта, которую поглотила пелена далекого дождя.

— Сколько тебе лет? — спрашиваю, не особо рассчитывая на ответ.

— Тридцать четыре.

Боже…

Десять лет… между нами целых десять лет…

— Где ты был? — прислушиваюсь к его дыханию. — Куда летал?

— В Индонезию.

— О… — бормочу и брякаю не подумав. — Это в Африке?

Он молчит пару секунд, но я уже понимаю, что сказала что-то не то.

— Это в Азии, — произносит Рома.

— М… ну да… — лепечу, проклиная свое невежество и свой дурной язык.

Щеки вспыхивают, и от стыда не знаю, куда себя спрятать!

— Я… подумала над твоим предложением… — выпаливаю, в надежде закрыть тему проклятой Индонезии.

— Над каким?

— Я не против… ну… — чувствую себя настоящей дурой, потому что вдруг стесняюсь произнести вслух слово “минет”. — Не против…

Черт!

Рома молчит, а кабинка уже спускается вниз, и земля приближается слишком быстро.

— Ну… я… ты… и… в общем я не против сделать тебе минет.

Закрываю ладонью лицо и сглатываю, когда слышу тихий смешок над своей головой.

— Отличная новость.

— Как насчет сегодня? — мой голос звучит жалко, но я, как и всегда, не хочу с ним расставаться.

— В другой раз, — разбивает он все мои надежды. — Мне нужно поработать.

— О… — шепчу я, вяло отстраняясь от его груди. — Ясно.

Пытаюсь ухватиться за остатки этой неги, в которой пребывала последние пять минут, но кабинка движется к турникету, и я понимаю, что мне пора освободить его бедро.

— Шикарно, — довольно жмурится Ксюша, придерживая пальцами мой подбородок. — Момент… закрой глаза…

Чувствую, как по моим векам порхает маленькая кисть, разбрасывая и тушуя тени.

— Ресницы сама накрасишь, — вручает мне тушь и зеркало.

— Ух ты… — бормочу, рассматривая свой песочный “смоки айс”, который изменил мое лицо до легкой неузнаваемости, но не настолько, чтобы кто-то всерьез мог меня не узнать. — Ты что, профи?

— Угу, — руки Ксюши быстро пакуют целый арсенал кистей в кожаный чехол. — Брала курсы еще в институте.

Встав с дивана, подхожу к зеркалу, чтобы увидеть себя целиком.

Вокруг моей головы обмотана коса, открывая шею и плечи.

Ксюша мастер на все руки.

Теперь мое любимое платье “Гуччи” подчеркнуто со всех возможных сторон, и только сейчас до меня доходит, как сиротливо оно смотрелось на мне раньше, когда… я надела его впервые.

Тряхнув головой, прогоняю эти видения.

— Так куда вы идете? — кричит из ванной Ксюша.

— Не знаю, — переворачиваю вибрирующий телефон, на котором входящий от Лёни.

Я так и не спросила у него, куда мы вообще идем, но мне в основном все равно.

Я так вымоталась за последние четыре дня, что ответила только на один из пяти его звонков, и попросила не звонить мне днем, потому что я работаю. Уже четыре дня работаю с десяти утра до девяти вечера без перерыва. Я сама вызвалась. Я должна Ксюше денег. И я хочу отдать ей хоть что-то за квартиру, в которой безжалостно ее тесню, но она, кажется, не против, а в ресторане, куда я попала с легкой руки ее тетки, очень хорошие чаевые. Там на стене фото разных “звездных” посетителей, включая Президента, правда я пока ни одной “звезды” там не видела. Кажется, этим фото лет десять, но эта реклама явно до сих пор работает.

Во всем этом затяжном дне сурка я уже сама не знаю, чего хочу от жизни. Все мои цели и желания сталкиваются в голове, разрывая ее на части, как и дребезжание телефон.

Скинув звонок, обуваю сапоги и набрасываю на плечи пальто.

Ксюша поднимает два пальца вверх, говоря:

— Еду не таскай. У нас полный холодильник.

Смеюсь, потому что мы с ней еще те поварихи. До меня она даже не слышала о том, что в макароны принято добавлять масло.

— Пришлю фотку, — обещаю, выходя за порог.

Лёня ждет у машины. На нем костюм и галстук. И, кажется, это лучшее из всего, что я когда-нибудь на нем видела, но в замешательство меня приводит гигантским букет роз у него в руках.

Даже в сумерках я вижу, что они красные, как кровь.

Он дарит цветы первый раз, но в букете их столько, что я округляю глаза, боясь брать его в руки, иначе свалюсь вместе с ним в лужу.

— Вот, — посмеивается Лёня, во все глаза пялясь на мое лицо. — Букетик. Э… Для самой красивой девушки.

Принимать от него подарки мне кошмарно неловко.

Я чувствую себя лицемерной дранью, потому что он по-прежнему зовет меня Миленой и потому что его подарки не вызывают во мне ничего, кроме желания вернуть их обратно. И это… уродливая ситуация, из которой я не знаю, как выпутаться!

— Вау… — машу рукой на букет. — Спасибо. Вот это да… положишь его назад? Я… мне кажется я его не удержу…